Большой двухэтажный дом, с выложенным из камня фундаментом, с железной крышей, опоясанный открытыми террасами из орехового дерева по обоим этажам поразил меня еще больше. Нет, не размерами, а каким-то безрадостно-нежилым видом. Давно немытые, неприлично голые окна, затянутые паутиной с засохшими мухами. Двери, выходившие на открытые террасы, с облупившейся от дождей краской. Какой-то весь неухоженный и сиротливый.
Муж знал, где тетя Соня оставляет ключи, и мы сразу же поднялись на второй этаж, чтобы оставить свои вещи. Потом Гошка устроил мне ознакомительную экскурсию по дому. На втором этаже, куда вела массивная деревянная лестница, были расположены четыре комнаты, а на первом – три. От этой экскурсии чувство угнетенности и сострадания к этому заброшенному дому только усилилось. Нагромождение ящиков, коробок, чемоданов, тюков, рулонов из старых, еще ручной работы ковров, штабеля постельного белья, груды старой обуви и одежды, которые усердно поедались мышами. Наверное, если хорошо покопаться в этих завалах, можно было отыскать даже княжеские наряды братьев-родоначальников. Такое впечатление, что это был не жилой дом, а какая-то костюмерная, совмещенная с бутафорской.
Обжитая комната в доме была одна – центральная на первом этаже, где и обитала хозяйка. Когда я зашла в нее, мне показалось, что я заблудилась не только в другой культуре, но и в эпохе. Огромный выцветший самотканый ковер украшал стену, вдоль которой стояла тахта, застеленная таким же ковром. Вдоль другой стены выстроились в ряд старинный буфет из мореного дуба и два таких же книжных шкафа по бокам. По середине зала стоял мощный квадратный стол, застеленный гобеленовой скатертью, а вокруг него и вдоль двух окон у входной двери – с десяток массивных, грубых стульев с прямыми спинками. За столом, у глухой стены стояла печь, труба от которой, замаскированная под колонну, уходила на второй этаж. Она, скорее всего, выполняла еще и опорную роль. Потому что по площади зал замещал две верхних комнаты. На печи, спрятанной за колонной, обыкновенной, со съемными чугунными конфорками, по ранжиру выстроились три старинных чугунных утюга… Если бы не одинокая лампочка, свисавшая с потолка, да радио на подоконнике, вещавшее что-то на грузинском языке, можно было подумать, что мы попали на съемку исторического фильма.