А теперь время занимать униженные позы и размахивать руками в надежде разжалобить хоть кого-то из мчащихся навстречу водителей управляющих бензиновыми механизмами. Толку от дальнобойщика в котором проснулись искорки воспоминаний о взаимовыручке среди дорожного братства сегодня не будет никакого – дизельное топливо не его случай, а на буксире машину с автоматической коробкой тащить – лучше сразу ее тут же и выбросить. А я говорил уже, что на улице прохладно не по-июньски потому что на календаре как раз себе январь? Вот и представляете, какой получится танец? А теперь в голове еще вырисовывается картинка о том, как сядет аккумулятор от мигающей аварийки, как он замерзнет насмерть на своем сидении, как его тело найдут в чужой машине и не поверят написанной от руки доверенности и сдадут в публичный морг (интересно, есть в радиусе 300 километров хоть один морг, или при такой температуре он легко дохранится до весны и на улице?) Нет бы расслабиться и наслаждаться моментом, нет же! Человек завсегда найдет о чем паршивом подумать.
Тормозит? Не верю ушам и глазам…
С гулким воем и скрежетом метрах в ста за его машиной к обочине прижался и по-новогоднему заморгал аварийных десятком лампочек по всему корпусу красно-белый фургон. Из правой двери на землю плюхнулся человек в сапогах и телогрейке и неторопливо направился к его, кажущейся Окой перед Хаммером машинке.
– Загораем, командир?
А то не видно.
– Да уж загорел кажется, полчаса, может больше тут прыгаю
Человек Из Большой Машины останавливается метрах в пяти не доходя, с прищуром смотрит на насквозь замерзшего неместного водителя в тонкой синей курточке, с глубоко засунутыми в карманы джинсов руками и пытающегося поглубже втянуть голову в воротник. Видно и впрям давно тут прыгает. Тут водитель дайльнобойщик разворачивается боком и во всю глотку орет – “Сирёёооонь! Слышь, Сиирёёооонь!” И начинает расстегивать ширинку.
Наверное это чудо, как сквозь шум работающего двигателя можно расслышать еще что-то, но слышится шлепок закрываемой водительской двери и вскоре приближается его напарник.
– Чё случилось-то?
И подождав, пока закончит выписывать свое имя на снегу товарищ, и освободит руки от застегивания молнии, повторяет его действия.
Рассказ не был насыщен деталями о том как именно вышло то, что бензин кончился в таком неудачном месте. Скорее он изобиловал эпитетами, выражающими отношение горе-водителя к этой ситуации в целом, а также к отвлеченным от повседневной жизни понятиям как родина, страна, президент, дорожные рабочие, нефтяники и их добрые матери. Ну и еще всякое. Дальнобойщики кивали без улыбки, присвистывали, понимающе поддакивали, произнося что-то типа “ну ничего ж себе, ну ты дал, эк тебя”. Где-то в середине рассказа железный прут типа монтировки переместился из рук второго водителя в его правый сапог. Интересно, часто им приходится махать такими вот железными прутами, или это все же “оружие устрашения”?