Сзади пыхтел помощник.
– Геннадий, немедленно дуй в лабораторию, и чтобы к обеду все анализы были готовы. Группа крови, что ели, где еда выросла, когда скошена, или собрана, или куплена. И т. д., и т. п. Если хотя бы на один вопрос из этих или любых возможных других не ответишь ― выгоню.
– Петр Романович, да они за месяц на половину не ответят! Лучше я сразу это дерьмо выброшу и в охранники пойду наниматься.
Пролом понял, что перегнул. Взял помощника за локоть и заговорил задушевным голосом:
– Куда же я, Гена, без тебя? Это я так, по привычке, чтобы дело ускорить. А дело, кажется, очень перспективное. Думаю, у нас в городе еще такого не было. Крутое дело. Чтобы из лошадей выпрыгивали золотые монеты, такого я не припомню.
Потом он набрал номер начальника лаборатории по сотовому и долго, упорно, убедительно просил бросить всех экспертов на помощь Глюку.
– Тонечка, – картавя, цитировал Пролом классика, – дело архиважное. Промедление смерти подобно. Или сегодня, или никогда. Или мы их, или они. Третьего не дано. Вся надежда на вас!
– Я тебе не Надежда, – упиралась начальница криминалистов и в ответ цитировала другого классика: – Я простая русская баба, мужем битая, врагами стрелянная, живучая. Нету у меня специалистов, одни недоумки остались.
– Тонечка, помоги Генке, он тебя любит.
– А ты? – игриво кокетничала подполковник Антонина Григорьевна Вихрова по кличке Виагра.
– А уж я-то как люблю, – отвечал детектив, – слов нет описать.
– Что слов нет, это плохо. Пора бы найти слова. Как-никак детектив не из последних. Или врут?
– Стараемся, – скромничал Пролом.
– Ну, ладно, и мы постараемся. Присылай своего помощника.
– Спасибо, родная, – закончил пикировку Петр Романович. – Вперед, Гена. Тебя ждут самые лучшие и, что не менее важно, самые красивые кадры, – направил он помощника, а сам заспешил в музей.
Рост у Петра Романовича невысокий, но никому и никогда не приходило в голову считать его мелким или как-нибудь еще в этом роде. Потому, что был он крепок, коренаст, половину жизни занимался боксом, излучал уверенность и правоту, свойственную только большим людям. Не в смысле длинным, а именно большим. Носил подполковник в отставке Ломов густые, но недлинные усы, волосы ежиком и бакенбарды до кончиков ушей, которые закрывали шрам, полученный в молодости. Петр шрамов стеснялся, считал, что они не украшают, а, наоборот, позорят его как профессионала.