Небо серое.
– Какого оно цвета, по-твоему?
– Серого, – отвечаю я.
– А я назвал бы его бежевым.
– Бежевым? Нет. Оно шиферно-серое, но уж точно не бежевое.
Он улыбается.
– Вот видите, никто из нас не лжет. Мы оба говорим правду. Так же и с прошлым. Воспоминания – это то, как мы интерпретируем события. Что мы называем правдой, как ее видим. И не более. Иногда мы ошибаемся. Но меня это не касается. Я не детектив. – Он откидывается на спинку стула. – Никто не пытается вас подловить.
Я делаю вдох.
– У меня бывают кошмары. – От досады руки сковывает спазм. Досады на себя или на Диаманта, я даже не знаю.
Он кивает.
– Кошмары редко бывают воспоминаниями. Обычно это проявления беспокойного разума.
Я уже рассказала ему. Рассказала ему о моих кошмарах, и они ничего не значат. Он хочет еще.
– Мне не хочется вспоминать, что случилось. – Вот, я это сказала. Дело сделано.
– Конечно, вам этого не хочется. – От нетерпения его голос становится более резким. Значит, он устал, устал от бесконечных и ни к чему не ведущих разговоров. – Именно поэтому вы и похоронили их в своей памяти. – Его челюсть напрягается. – Неужели вы не видите, что чем дольше держитесь за эти ужасы, тем быстрее они разрушают ваш разум? Эти воспоминания уничтожат вас, если вы им позволите.
Уничтожат меня? То есть все немногое, что осталось от меня, исчезнет? Но ведь в этом наверняка нет ничего плохого, не такая уж большая потеря для мира.
– Я и раньше лечил пациентов с травматической амнезией.
– И гипноз помог им?
– Нет. – Он делает глубокий вдох. – Не помог, потому что тогда я не слышал о гипнозе, то есть не слышал, что его можно использовать в лечении. Как и вы, я думал, что это нечто из разряда развлечений для мюзик-холлов. Теперь я все понимаю лучше.
Он не позволит мне прекратить сеансы. Теперь мне это ясно. Он должен спасти меня, даже если я этого не хочу. Он должен спасти меня, чтобы доказать собственную правоту.
– Я понимаю ваши сомнения, правда, но вы должны мне верить. Это лечение может излечить и излечит вас, но только если вы позволите.
– Верить вам? – Руки начинают дрожать. Я сжимаю ткань юбки, чтобы унять дрожь. – Как я могу вам доверять, если вы мне солгали?
– Солгал?
– Вы такой же, как Уомак, такой же, как все они.
Он хмурится, постукивая ручкой по блокноту.
– Вы сказали, что мне можно выйти наружу. Вы обещали.