– И вас не выпустили?
Я отрицательно качаю головой.
На его челюсти дергается мускул.
– Тогда завтра вы выйдете на прогулку, даже если там будет лить как из ведра, даже если мне самому придется вывести вас! Даю слово.
Он встает. И собирается уйти.
– У меня были братья. – Слова сами вырываются изо рта. – Три брата, их больше нет.
– Нет?
– Они мертвы.
Он хмурится и делает шаг ко мне.
– Вы уверены?
Я пожимаю плечами.
– Мне казалось, это только кошмар, но… – Я трясу головой. – Думаю, это настоящее воспоминание.
Он садится на стул, скрещивает руки на груди.
– Расскажите мне.
– Я вспомнила… птичье пение. – Звучит глупо. Лицу становится жарко, и шерстяное платье колет под мышками. – Было холодно и… кто-то звонил в колокол.
Он подается вперед.
– Колокол, говорите?
– Да, он все время звонит. – Ведь правда? Сейчас я не слышу его, и мне не хочется, чтобы он считал меня сумасшедшей, иначе я никогда не выберусь отсюда. – То есть я хочу сказать, там был колокол, в той церкви. И все.
Диамант кивает.
– Ваши братья умерли вместе?
– Да. – Я вижу их. Все трое лежат в ряд, их кожа холодная и липкая, когда я целую их в лоб.
– Можете вспомнить, как они умерли?
Как же холодны эти мальчики, прямо как лед – белый и неподвижный.
– Мод?
– Я не помню.
Его лицо бледнеет. Он думает, это я их убила. Надеюсь, он не прав.
– Я уже здорова? – Пальцы еще сильнее сжимают подол, зарываются в грубую и жесткую ткань, ее прикосновение успокаивает.
– А вы сами чувствуете себя здоровой? – Он пристально и с любопытством смотрит на меня.
– Да. – Я выдерживаю его взгляд и напоминаю себе, что нельзя прятать глаза, нельзя нервничать.
– Вряд ли причина такой тяжелой болезни так просто даст о себе знать. Обычно такие воспоминания погребены слишком глубоко, чтобы их можно было пробудить по щелчку пальцев.
– Так значит, есть что-то еще?
– Боюсь, что да.
Значит, это еще не все, есть что-то хуже смерти моих братьев. Гораздо хуже.
– Расскажите мне о своем отце, – просит он.
– Я не… – Но я помню. Я и правда помню. – Он мертв, как и моя мать. – Пытаюсь засмеяться, но смех застревает в горле и что-то жжет глаза. – Он умер от инфлюэнцы, когда мне было двенадцать. Моя мать умерла при родах. Я отняла у нее жизнь, не успев сделать и вдоха.
Он подается ко мне и тихо произносит:
– Вашей вины в этом нет, Мод. Не вы решали, приходить в этот мир или нет. – Его мягкий голос должен меня утешить, но словами правды не изменишь.