Распущенность начальников была весьма заразительна и, по мнению великаго князя Константина Павловича, вела к упадку дисциплины. Впрочем, он смотрел на нее своими особыми глазами. С ранних лет великий князь усвоил себе понятие, что офицер есть ни что иное, как машина; все, что командир приказывает своему подчиненному, должно быть исполнено, хотя бы это была жестокость. «По его мнению, начальнику должна быть предоставлена полная и неограниченная власть над подчиненным: он может сделать подчиненнаго своим слугой и употреблять его на все и везде">2…
П. Пестель, проповедовавший равенство, писавший Русскую Правду и ратовавший за республиканский образ правления, был необыкновенно жесток с солдатами своего полка. Таково было то время! Плакали над жалостливыми романами, сентиментальничали в жизни и в то же время следовали поговорке: «моему нраву не препятствуй».
В общем, положение солдата было очень тяжелым…
Граф Ланжерон, отстаивавший строгия правила в обращении с солдатами и считавший телесныя наказания необходимыми для поддержания дисциплины, приводит, однако же, с особым раздражением пример безумной жестокости. – Он говорит о множестве случаев, в которых солдаты умирали под ударами палок и розог. – Многие офицеры находили в этих истязаниях «особое удовлетворение и, как бы ради спорта, за чаем, велели наказывать солдат виновных и невинных».
Вот что разсказывает М. С. Щепкин в своих записках.
В 1802 году зашел он в палатку к И. Ф. Б., где находилось еще несколько офицеров, и услышал спор. И. Б. держал на 500 руб. пари с другим офицером, что солдат его роты Степанов выдержит тысячу палок и не упадет. «Это меня чрезвычайно поразило, говорит Щепкин, тем более, что мы знали И. Б. как благороднаго человека; но вот каково было наше хваленое время: я, признаюсь, старался скрыть мое волнение, боясь быть уличенным в слабости».
Послали за солдатом, мужчиною вершков восьми, широкоплечим и костистым.
– Степанов! синенькую и штоф водки, – сказал ему И. Б., – вы-
держишь тысячу палок?
– Рады стараться, ваше благородие, – отвечал он.
Щепкин обезумел.
– Как же ты, братец на это согласился? – спросил он у проходившаго мимо его Степанова.
– Ахъ! парнюга, – отвечал он, – все равно даром дадут.
Щепкин сообщил об этом полковому командиру, у котораго были гости, и «поверите ли, – замечает Щепкин, – все это принято обществом с хохотом, а некоторые даже повторяли: «ах, какие милые шалуны». А другие отзывались: «каков русский солдат!» Только одна А. А. Анненкова заметила полковому командиру князю И. Г. В.