Сказочки для отчаянных - страница 11

Шрифт
Интервал


Надобно так же помнить, что районы–материки, двигаясь со скоростью два сантиметра в год, в конце концов снова воссоединятся в единое целое и город Дзеро получит вторую жизнь, хотя и будет тогда называться Орезд, потому что соединится другими берегами–краями нежели прежде. И вполне вероятно, что именно тогда весь наш данный пласт бытия перенесётся в следующий целиком, даже вместе с семью существами. То время все мы трепетно ждём и скромно называем концом света. Аминь.

09–10.10.2006

02. Буква Я

Жили–были буквы, нарисованные на картоне с магнитиком. И лежали в коробочке, пылились, ни о чём не думали, просто жили–были, не тужили.

Но тут буковка «Я», толи от скуки, толи так было надо, задалась вопросом: «Зачем я нужна? В чём смысел моего житья–бытья?» и стала донимать всех этими вопросьями, не тужитькать мешать.

Разумеется, все прочие буквы легко отвечали на таковые налегчайшие вопросцы. Только совсем отсталая буква, типа «я», последней буквы в советском алфавите, не ведает очевидного ответа.

Но все буквы, однако, предлагали разное, каждая в зависимости от того, что она за буква.

Буква «А», например, твердила о том, что смысел в том, чтобы все остальные буквы обслуживали её. Так она решила, узнав откудава–то, что её далёкий славянский предок называлась «Азъ» и где–то рядом с той местностью даже существовал без–прекословный закон для всех остальных: «АЗЪ – Господь Бог твой, да не будет у тебя иных богов, кроме Меня»1. Отсюда буква «А» делала вывод, что она толи дочь, толи правнучка Бога и требовала себе поклонения и служения. А не так давно буква «А» узнала, что ещё более древний её финикийский, а затем и арамейский предок назывался «Алеф», т.е. «Бык», рогатое животное, и буква «А», немного расстроилась. Но на следующий день ей так же рассказали, что некто, именовавшийся Сыном Божиим и Сыном Человеческим, называл себя «Алеф» на греческий манер, мол, «Аз есмь Альфа и Омега»2. Обо всём этом ей сообщила буква «У», чей смысл жизни состоял в ежедневном удивлении чему–либо и она старалась даже в этой пыльной коробке находить всё время что–нибудь новое и удивлялась этому, даже если это новое было хорошо забытым старым. Услышав про «Омегу» буква «А» конечно не была в восторге, что почёт и уважение придётся делить с какой–то там «О», четырнадцатой от начала, а у греков и вовсе последней (в чём, кстати, «Я» находила некое себе сродство и утешение), но она нашла выход: она объявила, что под Омегой имеется ввиду не божественное, а человеческое и поэтому если и нужно почитать «О», то всяко не в равной степени с «А». Хотя сама–то «А» обличаемая совестью, понимала, что слукавила. Для «Я» с каждым выкрутасом «А» открывались и новые объяснения по теме её интересующей. В завершении бесед с «А» «Я» решила, что если использовать версию буквы «А», то смысл заключается в том, чтобы из животного (Алеф), стать Человеком. А буква «Т» подала для этого ещё один повод так думать, рассказав, что Сын Божий греческим алфавитом, но финикийскими буквами говорил о начале и конце, но если быть более точным и используя финикийские буквы использовать же финикийский алфавит, то должно сказать: «Азъ есмь Алеф и Тау», т.к. в финикийском «Тау» в конце алфавита и означает, собственно КОНЕЦ, дословно КРЕСТ. «Я» заключило, что, чтобы стать из животного Человеком Богоподобным, должно принести свою звериность (Алеф) в жертву (Тау). И буква «Т», услышав такой вывод, вспомнила своего славянского предка и сказала: «Твердо!», т.е. – нерушимо, воистину, так.