– Подумай вот над чем: пока ты тряпочный да ватный ты будешь жить долго. А став живым не проживёшь больше пяти–семи лет, да и–то с особого благословения. Тебе уже сорок три, живые зайцы столько не живут.
– И пусть. Хочу прыгать, щипать траву, дышать, спать. Не хочу видеть и слышать ваши ночные симфонии.
– А с мальчиком остаться хочешь?
– Теперь хочу ответить, что нет, но если бы у меня был выбор остаться или уйти, наверное, я бы выбрал остаться.
– Будь по–твоему, Зайка.
– Только ли по–моему, Голос? Мне бы хотелось, чтобы это и Твоя была воля.
– Если честно, то если бы ты сегодня не попросил меня об этом, я бы сам сегодня же предложил тебе тоже.
– Да будет воля Твоя.
– Окей: НАША.
Кольцо певчих подхватило антифон беседы, издавая нечто похожее на завыванье «У–А» или «А–У», но Зайка последнее время часто был с мальчиком как в храме, так и при рекламе у телевизора и для него это больше звучало толи «Аминь» толи «Вау».
«Обратной трансфигурации уже не будет» – сквозь сон и сознание доносилось до Зайки из–за тумана, уходя в без–памятство и уступая место инстинктам и мышечным подёргиваниям. Мальчик так же в ответ дёрнулся под одеялом и открыл глаза:
– А это кто мне подарил живого Зайку? – первым делом спросил мальчик.
– Ой, кролик, – не поддельно изумилась сестра. – А мне на день рожденье такого не подарили, – искривляясь в плаче застонала она. Мальчику сегодня исполнилось три годика.
– А мы и не дарили, – стали оправдываться родители. – Это наш шитый Зайка превратился в карликового кролика и такого же цвета остался, даже штанишки не снял.
– И правда, – подтвердила сестрёнка, мал–помалу затихая и успокаиваясь. Даром что шестилетка, а всё такая же маленькая и ревнивая, как и была, когда братик только народился. Хотя и ждала она его, думала сразу играть с ней станет, а тут сперва писк один да лежит неповоротливо. Родители только им и занимаются, воркуют над ним, пелёнки, распашонки, памперсы–хагисы, а ей всё окрики да укоры, что игрушками в кроватку тыкает. А тут ещё вырос, и отнимать всё стал, ужас!
– А где мой шитик, куда вы его дели? – начиная гладить живого, всё же не поверив в претворение шитика в житика, как–то отстранённо поинтересовался мальчик, вспоминая, наверное, сон. Так он и думал некоторое время, что пока спал, мама или папа, а может и оба одновременно, спрятали шитика и подложили живого и решили разыграть. Он так думал, хотя и не смог бы выразить такими словами, а вскоре и вовсе забыл про шитика.