На хер такое.
– Не отказался бы. Но по крайней мере имел бы представление, что она может прийти домой.
– Настя послушная, – уверенно заявляет эта горе-мамаша. – Если тебя она напрягает, то попрошу ее не отсвечивать лишний раз, да и все.
Она так легко выдает это, а во мне снова поднимается иррациональная злость. Пусть я не разделаю желания иметь детей, но она же, блядь, мать!
Неужели ее совершенно не интересует собственная дочь?!
– Не напрягает, – возражаю, понимая, что в угоду мне Лана и правда устроит Насте дополнительный террор. О том, что между ними и так отношения на троечку, я уже понял.
– Если ты закончил, то можем тогда… Пойти в спальню, – игриво предлагает Лана. Поднимается из-за стола и медленно, красуясь, идет ко мне, на ходу расстегивая блузку…
– Это что за благотворительность? – равнодушно интересуюсь, наблюдая, как Лана продолжает свой спектакль.
– Почему благотворительность? – ее голос становится более мягким, даже мурлыкающим. Совсем не таким, каким она говорит с дочерью. И меня, прожженного циника, это коробит. – Я совсем непротив добавить бонусы к нашему соглашению.
Я изначально подозревал, что так будет. Даже вполне себе рассматривал подобный вариант – когда под рукой есть та, с кем можно сбросить напряжение, это удобно и практично. Что ни говори, Лана – красивая баба. Ухоженная, знающая себе цену, а порой и завышающая ее нещадно. Свою внешность она бережно и старательно заботится о ней. А вот о дочери – нет…
Черт, да что за херня то в голову лезет? Меня это как касается?!
– Я устал, Лана. Так что заканчивай со своими инициативами на сегодня.
– На сегодня? – выцепляет она главное. Заходит со спины и начинает разминать мне шею. – Я могу сделать тебе массаж, Егор. Отдохнешь, расслабишься.
Ее голос становится словно мед – мягкий, приторный и чересчур липкий. Хер знает откуда у меня такие метафоры вдруг всплывают в мыслях. Но единственное желание, которое возникает – помыться.
– Я вроде озвучил по-русски, – говорю уже жестче. И только после этого до Ланы доходит, наконец. Она недовольно хмыкает, но руки все же убирает.
– Мы же договорились, что все должно выглядеть правдоподобно, – невиданно выкатывает претензию. Возвращается за стол, и теперь ее лицо искажено раздражением.
– И? Для этого тебе необходимо забраться мне в трусы?