А меня, откровенно говоря, эта ситуация уже начинает раздражать.
По большому счету, я сделал все, что хотел. Посмотрел в глаза женщине, которая ради члена бросила на произвол своего ребенка. Позволила забрать его и отправить в самый центр гадюшника. Ни разу за всю жизнь так его и не навестив. Старая гребаная сука, которую я так люто ненавижу!
– Сынок, – наконец выдавливает из себя эта курица.
– Я тебе не сынок, – отрезаю грубо.
– Сынок? – переспрашивает Фиона. Перевожу на нее взгляд и вижу, как ее глаза становятся огромными. – Мам, что это значит?
Виктория сглатывает и прочищает горло, а потом поворачивает голову и смотрит на дочь. От лица отлила кровь, и Виктория Майклс сейчас похожа на привидение.
– Фиона, дай, пожалуйста, воды, – сипит она.
– Мам, может, вызвать врача? Ты побледнела.
Фиона быстро подставляет стакан под кран, а потом всовывает его матери в руку, после наблюдая, как та делает жадные глотки. Обливается и пытается стереть со своего серого платья влажные пятна.
– Мам, все нормально? Вы кто? – резко спрашивает она, переведя на меня взгляд. Злится, да только не на того.
– Сама расскажешь? – смотрю на Викторию, и та снова сглатывает и ставит стакан на стол.
Схватившись за край столешницы, она пытается подняться, но пошатывается. Фиона, вскочив, поддерживает мать под локоть. Пальцы, которыми Виктория держится за стол, побелели и дрожат так сильно, что даже когда она сжимает их на деревянном полотне, я все равно вижу, как они трясутся.
Встав, возвышаюсь над маленькой женщиной. Я мог бы пожалеть ее хотя бы приняв во внимание возраст и хрупкое телосложение. Но мне, черт подери, не жаль! Никого не жаль в этом больном семействе! Кроме, пожалуй, Фионы. Она заслуживает лучшей жизни, чем прозябать в этом дерьмовом городке. Ей не повезло уже хотя бы только потому, что она родилась от ублюдка Джулиана Майклса. Но она сказала, что живет в ЛА, и эта новость радует.
– Мам? – снова зовет ее Фиона, но на этот раз голос приобретает слегка истерические нотки. Видимо, она ощущает, что сейчас узнает что-то такое, что перевернет ее мир.
Я продолжаю сверлить Викторию тяжелым взглядом в ожидании, пока она озвучит дочери правду.
– Фи, – хрипло произносит Виктория. – Прости меня, дочка, – добавляет, и ее глаза закатываются.
Я едва успеваю подхватить Викторию на руки и не дать упасть на пол, когда она теряет сознание.