Путь всего в несколько сотен метров от смотровой рубки до мостика он запомнит на всю оставшуюся жизнь. Погруженный в полумрак аварийного освещения корабль был похож на пристанище призраков или на декорацию к фантастическому хоррор-триллеру. Повсюду на полу лужи крови, перепачканные ею же переборки, кремальеры и даже потолки – как выяснилось позже, это было последствие резни, которую устроил один из коков простым кухонным ножом. На полу Павленко попадались отрубленные или отсеченные части тела: пальцы, кисти рук, какие-то внутренности. Попался даже раздавленный глаз – и это в относительно пустом коридоре, ведущем к смотровой рубке. Картина жилого отсека, где в обычное время концентрировалась большая часть экипажа, была и вовсе ошеломляющей. Откуда-то доносился протяжный женский плач, из разных отсеков и помещений ему вторили стоны раненых, крики связанных по рукам и ногам людей, мольбы о помощи. С особо буйными психопатами та часть экипажа, которая еще сохраняла крупицы разума, особо не церемонилась. Их либо устраняли физически, зачастую с той же жестокостью, с которой психопаты нападали на людей, либо вырубали и связывали. Сейчас же эти связанные люди молили о пощаде, просили развязать их и дать возможность хоть как-то помочь раненым. Ужас положения был в том, что каждый из обезумевших после возвращения контроля над собой прекрасно помнил о том, что и как он творил. Освобождать их, естественно, никто не спешил, опасаясь рецидива наведенного извне сумасшествия, или, того хуже, уже реального безумия. Мало какая психика спокойно примет и перенесет тот факт, что еще пару часов назад ты представлял собой маньяка-убийцу или насильника.
Павленко то и дело натыкался на тела матросов, реже – офицеров и гражданских. Погибших и раненых было много, очень много. Постепенно коридоры жилого отсека начали заполняться. Словно находясь в бреду, озираясь по сторонам, пугаясь каждого шороха, по палубам и коридорам туда-сюда сновали растерянные люди. Весь корабль, казалось, одномоментно пробудился от жуткого кошмара, и не все еще верили, что страшный сон позади.
На полу возле камбуза Павленко наткнулся на полуголую девушку. Она недвижимо сидела, прислонившись спиной к переборке, и смотрела в одну точку. Лицо ее было в крови, один глаз полностью закрывала огромная гематома, а во рту, кажется, недоставало зубов. Трусиков на ней не было, остатки формы свисали изодранными лоскутами, почти ничего не прикрывая. Павленко заметил кровь в промежности и жуткие синяки на ее бедрах. В истерзанной жертве он узнал их штатного психолога. Она еще дышала, но никак не реагировала на обращенную к ней речь. Павленко поднял безвольное тело на руки и отнес к медпункту. Долго стучал в закрытую гермодверь лазарета, звонил по внутренней связи, но ему никто не отвечал. Как оказалось, с началом беспорядков начмед Ратушняк принял решение полностью изолировать медицинский отсек. Все то время, пока Павленко пытался докричаться до медиков, он думал о судьбе Варвары Касаткиной. Послушала она его или нет? Заперлась ли в своей каюте? Жива ли?