Это желание только окрепло, когда вечером следующего дня она позвонила сама. Я пропустил её вызов, а она, в свою очередь, не ответила, когда я следом перезвонил ей. И всё равно, досадуя на самого себя и в то же время радуясь её звонку, я не мог не ощутить главного: между нами, как мне хотелось верить, стало что-то завязываться.
В эти дни очень кстати после многомесячного затишья в мою жизнь вновь ворвался громогласный Стас.
– Старик, у нас с тобой было не так много совместных выездов. А трофейный матч в Питере – это не шутки, надо помочь команде. Ты же помнишь, как мы от них огребли в прошлый раз? И, наверное, не хочешь оставить ребят на растерзание в этом зверском логове? Сам ведь знаешь: как новый сезон начнёшь – так его и проведёшь.
Стас уже всё за меня решил и подготовил, пока я размышлял и прикидывал, когда лучше поехать в Питер на встречу с Вероникой. Мне захотелось по-дружески обнять своего старого приятеля, который, разумеется, ни о чём не подозревал и сильно удивился, когда я сразу, без раздумий согласился.
Дома мне тоже не пришлось ничего объяснять – родные привыкли к моим частым отлучкам по работе и даже обрадовались, что на этот раз я поеду не в командировку, а в мини-отпуск. Моя жизнь складывалась таким образом, что с определённой периодичностью мне приходилось возвращаться в родительский дом: сначала после учёбы и стажировок, затем после длительных рабочих отъездов, а в конце концов – из-за ситуации в семье, которой нужно было помогать, находясь рядом.
Как ни странно, нас сплачивала болезнь моего деда – печально нараставшая последовательность стадий старческого слабоумия, в конце концов сделавшего его совершенно беспомощным и зависимым от нашей помощи. Хотя он и встретил 90-летие с удивительным для своего возраста запасом физических сил, его душевный недуг почти не давал ими распоряжаться и временами делал нашу жизнь просто невыносимой. Всем нам отчаянно хотелось найти и заткнуть ту невидимую дырочку, из которой по капле утекал прежде энергичный, предприимчивый дух родного человека, но увы – процесс был до безобразия страшен, нагляден и необратим. По сути, от любимого дедушки осталась лишь материальная оболочка, и было невероятно больно изо дня в день видеть впавшего в детство старика, не способного более хоть как-то управляться со своим крепким, кряжистым телом.