Малыш без капризов выпил кагор с кусочком плавающего хлеба. Помощники утерли красным бархатным отрезом его подбородок.
– Вячеслав!
– В первый раз? – всё тот же дальний голос звучал откуда‐то сверху.
– Нет, не в первый. В вашем храме – да.
– Руки скрести, – командовал помощник батюшки справа.
Как можно скрестить руки, держа пятимесячного сына, я не знал. Голова кружилась и не соображала. Тёплое сладкое вино с кусочком хлеба оказалось в моём рту. Помощники просушили мои губы так быстро, что я не успел их облизнуть. Странно, а ведь я так давно не причащался. И вообще во взрослой жизни лишь изредка вспоминал об этом обряде. По пальцам можно пересчитать.
Венчался со второй женой в Киево-Печёрской Лавре. Это было в Петровский пост девяносто восьмого года. Мы часами читали молитвы, ходили на многочасовые службы, и я постился. Когда пытался съесть шоколадную конфету незаметно от всех, жена, принимавшая душ, попросила принести ей полотенце. Вернувшись, обнаружил пустой фантик.
Второй раз – это было перед Чечнёй. Батюшка – отец Василий из храма Серафима Саровского в Питере – благословил меня на войну, но сказал, что если буду грешить, лишусь ноги. Его слова преследовали меня, но его благословение меня охраняло. Каким‐то образом у меня оказался большой стальной крест, и я его повесил над головой в палатке.
– Даже если мы разведёмся, всё равно под богом будем считаться мужем и женой, – говорила она после возвращения из Чечни в Питер.
Почти год наша семья прожила там. Первые ночи провели в палатке УСТ. Старшему Богдану было полтора года, младшему Тарасу – пять месяцев. Для детей комбат выдал две армейские койки на пружинах. Окна закрыли подушками, чтобы детей не пугал грохот САУшек. После приключения на вертолёте они спали спокойно и безмятежно. Они были первыми детьми, которые ступили на эту огненную землю. Хотя Тарас ещё только ползать умел. В первую же ночь чеченские мыши погрызли все пакеты с их детским питанием. Остались нетронутыми лишь металлические банки.
Спустя три дня нам дали ключи от трёхкомнатной квартиры в «Титанике». В доме не было воды, свет давали по часам-минутам, отсутствовало центральное отопление.
«Это не проблема!» – рассуждали мы. Комбат выделил четыре кровати, выдал четыре спальника, пять одеял. На складе я получил печку, которую разжёг лишь со второго вечера. В первую ночь она коптила, чадила и не хотела загораться. Пришлось готовить ужин на костре, прямо на балконе. Потом ходили за водой и электричеством к стройбатовцам в вагончики. Вскипятишь чайник – и домой, чтобы заварить детское питание. Каждый вечер я приносил мешок дров, что заменяли и отопление, и электричество. Дым от печки уходил в форточку по трубе, которую я заменил на металлические пластины. Правда, временами жена что‐то путала, и тогда он валил в квартиру.