– С чего ты вдруг об этом заговорил? – весело перебила я.
Настала его очередь изумляться – хотя удивление было деланым, почти театральным.
– Да просто к слову пришлось. – Он притворился смущенным. – Да и посплетничать захотелось. А самая главная сплетня про мистера Энтони Хоббса – то, как одна женщина разбила старому пройдохе сердце. То есть это, конечно, старые слухи, но…
Он замолчал на полуслове, дразня мое любопытство. И я, как идиотка, поддалась на провокацию:
– Что за женщина?
Тут-то Уилсон и рассказал мне про Элейн Планкет. Я слушала, не в силах сдержать любопытство – и растущую неприязнь. Уилсон говорил тихо, доверительно, но при этом легко и даже игриво. Нечто подобное я и раньше замечала за некоторыми англичанами, когда они общаются с американцами (или еще того хуже – с американками!). Они считают нас простаками, неспособными понимать тонкий юмор, и противопоставляют нашей бесхитростной прямолинейности легчайшую иронию – такую особую интонацию, когда решительно ни о чем не говорится всерьез… даже если речь идет о самых важных вещах.
Именно в таком стиле и общался со мной Уилсон, но ощущение легкости нарушалось сквозившим в голосе ехидством и даже злобой. И все же я слушала его рассказ с напряженным вниманием. Потому что он говорил о Тони, в которого я была влюблена.
Итак, благодаря любезности Уилсона, я узнала, что некогда сердце Тони разбила женщина – ирландская журналистка Элейн Планкет, с которой они работали в Вашингтоне. Само по себе меня это не огорчило – я твердо решила не изображать ревнивую дуру и не теряться в бесплодных догадках по поводу этой Планкет и того, не вернется ли она к Тони… или, еще того хуже, не она ли – любовь всей его жизни. Но не могу выразить, до чего противна была мне игра, которую вел Уилсон, – хотелось врезать ему по физиономии. Со всей силы. Но я молча слушала и ждала, когда же в его монологе наступит пауза.
– … так вот, после того как Хоббс пустил слезу перед нашим общим знакомым в Вашингтоне… знаешь Кристофера Перкинса?., так неосмотрительно, просто фантастика… ну, в общем, Хоббс немного расчувствовался, когда они с Перкинсом выпивали. А на другой день, представь, история была известна уже всему Лондону. Железный Хоббс расклеился из-за бабы-журналистки…
– Такой же, как я, хочешь сказать?