– О, а вот и обещанная стиралка! ― обрадовалась мама допотопной машине, поглядывающей на нас из угла большим стеклянным глазом.
Наконец ключ нашёлся. На этот раз дверь поддалась быстро и открылась с протяжным скрипом.
Обогнув маму, Ваня шагнул через порог, за ним грохотнул грузовик, и вместе с грузовиком, минуя тесную прихожую, мальчик двинулся прямиком в комнату.
– Ваня, обувь! ― опомнилась мама, которая дома пристально следила за тем, чтобы ни одна нога в ботинке не ступала мимо придверного коврика.
Ваня остановился. За ним и за грузовиком тянулись отчётливые следы, отпечатанные во внушительном слое пыли.
– Ладно, иди, ― махнула рукой мама, ― всё равно везде придётся мыть.
Я шагнула в прихожую второй. Из кармана ветровки, которую повесила на древний металлический крючок, достала телефон и включила камеру.
– А вот и проклятый старый дом, ― прокомментировала я, сквозь дверной проём наведя камеру на маму, которая ещё возилась на веранде, отсоединяя люльку с кульком Фёдором от коляски.
Налево от входа виднелась кухня, направо, сразу за крючками для одежды, две узкие двери. Я открыла их по очереди.
– Цивилизация во плоти, ― заметила я, ― настоящий туалет и настоящая ванная.
Я отодвинула негнущуюся шторку, та зазвенела металлическими кольцами-крокодильчиками, обнажая чуть желтоватую, но в целом вполне приличную чугунную ванну. Я повернула вентиль:
– И даже вода идёт! Без тины и головастиков.
Не выключая камеры, я зашла в комнату. Слева от входа торчал белёный печной бок. Видимо, печь устроили в самом центре дома, чтобы она вот так выпирала во всех комнатах, давая тепло.
Мама уже наводила здесь свои порядки. Она наклонилась над выдвинутым ящиком древнего комода, что громоздился в простенке между двух окон, и вынимала стопки постельного белья.
– Так, это всё надо срочно перестирать, ― сказала она.
Здесь же на комоде покачивалась люлька с Федей, который продолжал безмятежно спать.
Центр комнаты занимал квадратный стол, голый, без скатерти, окружённый разномастными стульями.
Я обошла эту компанию, наводя камеру то на потрёпанный диван, то на обои в блёклый цветочек, то на гигантский тёмно-коричневый шкаф, угрюмо возвышающийся над прочей мебелью.
– Все вещи тут ― доисторические, ― я приблизилась к окну и кончиками пальцев отодвинула серую от пыли тюлевую занавеску. ― Какая гадость! Тут ещё и целый подоконник доисторических мушиных трупов.