Прошло мгновение.
– Здесь… чаще всего здесь в равной степени как хорошо, так и плохо. – Лан снова вздохнул и поерзал.
Я напряглась, меня как током прошило, когда его колено коснулось моего бедра. Затаив дыхание, я сдвинула ногу на пару сантиметров.
– М-да? – спросила я, все не дыша.
Чтоб тебя, Каллик. Возьми себя в руки.
– Мне больше не нужно жить во лжи, – голос Лана стал более глубоким.
И это не мое воображение разыгралось.
– Какой лжи? – пробормотала я и нахмурилась от того, как хрипло прозвучал уже мой голос.
Наши ноги снова соприкасались. И на этот раз я не отодвинулась.
Что-то внутри меня расслабилось, будто в усталые мышцы и отбитые суставы вновь просочился жар ванны. Мы одновременно подались друг к другу, ко мне потянулась тьма Лана, и моя магия приняла приглашение поучаствовать в запретном танце.
В голосе Фаолана прозвучала истома под стать пронизавшему мое тело теплу.
– Я притворялся, будто не знаю, что моя магия Неблагая. За мной по пятам следовала смерть, и скрывать это стало трудно.
Лан все знал заранее, до распределения?
– Когда ты понял?
– Мать годами скрывала, прятала последствия моей магии. Я обнаружил правду в шестнадцать.
Тогда он и перестал навещать меня.
– Она пыталась тебя защитить.
Моя магия начала обвиваться вокруг его, и та, будто ей не нравилось постепенное, осторожное продвижение, рванулась вперед, чтобы поймать мою в ловушку.
Лан фыркнул.
– Защитить? Нет.
Я не сразу поняла, что гнев и обида, терзающие мой разум и сердце, принадлежали не мне. Между нами открылась потайная дверь, и я ахнула, ступив в чужое воспоминание.
Девушка передо мной просияла, возвращаясь к семье на западном берегу реки: ее распределили в Благой двор.
Был редкий случай, когда Неблагие и Благие собирались в одном месте. Разделяющую их реку пересекал широкий мост, и темный двор наблюдал за происходящим с восточной стороны, нарушая леденящее молчание лишь тогда, когда кого-то признавали Неблагим.
Их королева отступила назад, и ко мне повернулся король Александр – строгий и степенный, как всегда.
– Внук Луга. Подойди.
Вот и все.
Даже зная, что произойдет, я пристроился в хвост длинной очереди шестнадцатилетних фейри, которые ожидали распределения. Словно это могло остановить неизбежное. Скрыть правду о моей магии.
Я ее ненавидел.
Мысль, что мне нужно высасывать жизнь, чтобы питать силы фейри, вызывала у меня отвращение с того самого дня, когда я выбрался из замка, использовал магию, чтобы забраться на неуступчивое дерево, и увидел, как в оплату этого погибло целое гнездо птенцов.