– Мне нравится ваша настойчивость, Игорь, – рассмеялся Дружников, – но даже с такой настойчивостью вы от меня сейчас ответа на ваши вопросы не получите. Дело в том, что ответов я не знаю. Степаненко просил побеседовать с вами, дать ту информацию, которая у меня накопилась, и я это сделал. У вас не может быть претензий и обид, верно? А уж все остальное – ваш хлеб, согласитесь.
Выйдя от Дружникова, Корсаков отправился к метро, размышляя над тем, что услышал. Конечно, Дружников прав: поиски истины или ее заменителя – это работа Корсакова. И чем больше он узнавал, чем, казалось, дальше продвигался, тем больше возникало вопросов, тем больше было проблем, тем яснее становилось, что настоящие проблемы еще только маячат впереди, а ответы на самом-то деле превращаются в вопросы. Что могло заставить всесильного главу КГБ Андропова заботиться о сносе какого-то дома на Урале? Урал, даже в условиях развития какого угодно туризма, все равно с демидовских времен был и оставался российским арсеналом, где живет и работает военная индустрия, индустрия обороны. Глупо думать, что туда, где закрытых институтов и номерных заводов полным-полно, вдруг повезут иностранных туристов толпами. Ну, пустят их туда, но ведь группу-то будут формировать у нас, и визы выдавать по согласованию со всеми инстанциями, включая КГБ. И ездить эти туристы будут по утвержденному маршруту и под строгим контролем тех, кому это предписано. Откуда же опасность провокаций? Нет, что-то тут не сходилось. И не зря Брежнев, которого потом рассказчики превратили в маразматика, дал секретное указание Щелокову, а потом выслушивал его доклад у себя на квартире, где, как он надеялся, его не прослушивают. А может, прослушивали? А уж если прослушивали самого Брежнева, значит, игра шла какая-то большая. Да что там большая! Огромная шла игра! При одном, правда, условии. При условии, что все это не сплетни, упавшие на благодатно унавоженную почву воспаленного интеллекта Игоря Викторовича Корсакова. И он сразу и одновременно стал себя и ругать, и хвалить. Хвалил, потому что теперь точно знал, что надо делать! Ругал, потому что должен был уже давно об этом вспомнить!