Ты помнишь, как по вечерам мы шептали и шептали друг другу эти слова? По очереди, с длинными паузами, слушая дыхание друг друга. Мы все-таки сказали, но каждый раз снова и снова эти слова забирали весь воздух из легких, и сердце билось чаще.
Ты помнишь, как мы ругались? Как я смотрел в твою уходящую спину, как разбил костяшки в кровь, как ревел, сползая на землю. Я не знал, что умею так плакать. И мы сидели потом за одной партой, не посмотрев за целый день друг на друга ни разу, и ни разу не коснувшись. И это была пытка для нас.
Ты помнишь, как мы мирились? Со слезами на глазах, осторожно трогая кончиками пальцев ладони, как бы спрашивая разрешения. Как мы долго обнимались, как я прижимал тебя к себе все крепче, и мне казалось, что нет ничего прекраснее в мире, чем этот момент.
А помнишь, как твои родители уехали на дачу, и мы стались совсем одни? До выпускного оставался месяц, до новой жизни оставался месяц, а мы не могли напиться друг другом. Помнишь, как смотрела на меня, приглашая остаться на ночь, нервно теребя кончики своих волос, и как улыбнулась, когда я ответил, что останусь. Облегченно, но нервно. Ты хотела этого и боялась.
Помнишь, как лежали нагие под одеялом, боялись включить свет, и боялись вылезти из-под одеяла? Ты прижималась ко мне, горячая и такая маленькая. Ты вся помещалась у меня в руках, и мне не хотелось тебя отпускать. Ты плакала и улыбалась.
Помнишь, как твои родители прочитали у тебя в дневнике что было, и как твоя мать отвесила мне пощечину, а отец запретил приближаться к вашему дому. Как ты сбегала украдкой, говоря, что идешь к подруге, а подруга хихикала в трубку, но молчала про нас?
Помнишь, как мы поступили в вузы, как стали совсем взрослыми, как ты переехала ко мне в мою маленькую однушку, и жарила утром оладьи на маленькой кухне. Мы погрузились в учебу, в экзамены, в новых друзей, в новую жизнь. Помнишь, как засыпали уставшие, и просыпались рано, почти машинально говоря друг другу слова о любви, и целуя губы мимолетно, словно какой-то ритуал.
Помнишь, как ты сказала мне, что я изменился? Что я стал другим, не сбой, не похожим, не настоящим. Ты тоже другой стала, и я разозлился. Помнишь, как мы ругались чаще, чем обнимались. Спокойно, почти не повышая голоса и не разбивая тарелок, но мы ругались. Ты хлопала дверью, я оставался, и не желая ни о чем думать, шел в ближайший магазин за бутылкой сидра, которую выпивал залпом.