По темноте, в известном только людям Буткова направлении шагали быстро, молча. Кровь молотами стучала в висках, холода не замечал даже полуодетый остяк. Все ждали, что, того и гляди, послышатся крики, пальба, шум погони… Ничего этого не было. Верстах в полутора от крепости, около еловой рощи их ждал всадник с горящим факелом в руке; рядом с ним на привязи смирно стояли еще три коня.
– Небыстрые вы, – сказал этот человек, спешиваясь. – Заждался вас.
– Как могли, Устине, – ответил Бутков и что-то поднял с земли.
– Куда подадимся теперь? – спросил серебролюбивый охранник.
Устин отвязывал беспокойно заржавших коней.
– Сам знаешь куда, человече, – сказал Бутков. – А тулуп свой ты скидай.
Он протянул мздоимцу небольшой кошель. Тот принял его, обрадованный, и переспросил:
– Чего?
– Тулуп скидай! – рявкнул Бутков.
Недоуменный охранник решил, что спорить не время, снял с себя одежду и положил на землю. Потом побежал в лес, то и дело оглядываясь.
Остяк встрепенулся, готовый тоже убегать в темноту, но вожак разбойников в миролюбивом жесте вскинул руки и спокойно произнес:
– Успокойся, паря. Тебя, молодого, и этого блаженного-немого мне жалко. Поезжайте пока со мною, а там видно будет, куда дальше двинешься. Авось расскажешь еще до конца свою историю… И мне, и немому тоже.
Юноша не ответил, но и не убежал.
Поднимаясь на коня, Бутков добавил:
– Вам с безъязыким вдвоем ехать, ну да коняга отдохнувший, не отстанет. А ты, паря, тулупчик подбери, на себя накинь – не то обмерзнешь.
Поколебавшись, парень сделал, как ему сказали.
Не теряя времени, пятерка всадников на четырех конях поспешила от Сургута прочь.
Глава вторая
Вертеп разбойников
1
Недобрая ватага теперь держала путь к укрытию, в котором подельники Буткова спрятали его добро. Юноша по имени Волк держал поводья; немой мужчина сидел сзади, приобняв его за талию. Не давая передыху ни себе, ни лошадям, гнали до самого утра. Только когда на горизонте забрезжил рассвет, остановились, чтобы немного поесть и смежить веки – буквально на два часа.
Людей Буткова звали Михаил и Устин. Михаил – тот, кто вызволил их из темницы, – был молчалив. А вот с Устина, по мере того как компания отдалялась от Сургута, все больше сходила робость. Он оказался человеком словоохотливым. На привале, когда Волк из жалости протянул кусок хлебной лепешки сидевшему в стороне неприкаянному безголосому бедняге, Устин усмехнулся и произнес: