Глупая мысль, не имеющая ничего общего с реальностью.
В поле зрения появляется Пурнайя, верный Пурнайя, вооруженный здравым смыслом и хладнокровием, всегда готовый выручить его из неприятной ситуации.
– Обед накрыт на лужайке, – говорит Пурнайя.
Типу позволяет увести себя от мальчиков и решает сказать их матерям об этой нервозности.
* * *
Все сидят вокруг огромного белого покрывала, расстеленного на лужайке, под шатром, серебряная вышивка которого пляшет в лучах солнца. Аббас сидит рядом с Дю Лезом и наблюдает за происходящим. Два бурлящих котла, огонь поддерживает человек, обмахивающийся плетеным веером. Другой человек жарит чапати на гриле. Два повара готовят на открытом огне огромный шашлык из баранины, а двое других несут на носилках массивный горшок с рисом, который ставят в центр покрывала. У всех слуг рты прикрыты белыми масками, чтобы защитить еду от дыхания. Их лица блестят от пота, который они не осмеливаются вытереть.
Каждый раз, когда слуга подходит с тарелкой того или иного блюда, Аббас кивает, требуя добавки. Скука делает его ненасытным, поэтому он ест на пределе аппетита, слишком быстро, чтобы понять, что он был сыт уже два кебаба назад.
Вокруг льются разговоры. Он рассеянно ковыряет цветок бархатца, пытаясь привлечь внимание Дю Леза, но Дю Лез погружен в беседу с Чудесной Рукой. Что это за новый закон, о котором говорил Типу? И почему при его упоминании лицо француза так осунулось? Действительно ли он останется в Майсуре и возьмет Аббаса в ученики? Аббас ищет возможность спросить, но с каждым новым блюдом становится все яснее, что Дю Лез избегает его.
* * *
После ухода высокопоставленных гостей несколько молодых людей приглашают Аббаса покурить кальян. Эти люди пышно одеты, кончики их усов закручены в шпоры. Похоже, они предполагают, что Аббас поднимается по карьерной лестнице, по крайней мере при дворе Типу, и стремятся завязать отношения в самом ее начале.
Аббас находит Дю Леза, тот с серьезным видом ковыряет пальцами марципановую пчелу.
– Ах, нет, – говорит Дю Лез в ответ на приглашение Аббаса. – Я уже ухожу. И я бы предпочел, чтобы сегодня ты ночевал в доме отца.
– Сегодня, Сахаб? Но мои вещи…
– Заберешь их завтра. Прости, но я вынужден настоять.
Дю Лез смотрит вбок. В его поведении есть что-то странное, какое-то скрытое волнение. Аббас больше не может молчать.