– Прекрати немедленно, а то врежу!
– Я дура – поэтому ты не брат. А если бы я была умная, то была бы сестра.
– По-моему, ты не такая уж и дура.
– Такая, такая, – она начала корчить рожи и хвататься за руль, – Видишь, какая я дура?!
– Вижу, вижу, отстань, а то врежемся.
– Труп?
– Типун тебе на язык.
– Трупная дура! – Это её развеселило, и она начала хохотать.
Евгений обозвал себя идиотом – надо было связаться! Ну и что, что кольцо! Даже если и мать – что с того? Она его бросила и не проявлялась, пока не надо стало подсунуть свою доченьку неизвестно от кого нагулянную. Это, наверняка, что нагулянную! Сейчас они приедут, он сдаст её, и прощай!
– Приехали!
Здание было городской поликлиники №2. Евгений поискал другие таблички, но их не было.
– Ну, пошли.
– Веточка! Деточка моя! Ты, что ли? – какая-то старушка столкнулась с ними в дверях.
– Тётя Нюра! Тётя Нюра! – запрыгала Веточка вокруг неё, – это мой братик, Евгений Николаевич. Вот!
– Ну и хорошо, ну и слава Богу! А я-то думаю. Где ты? Горе-то какое! Как хорошо, что вы её приветили. Я вижу – добрый вы человек. Теперь я спокойна.
– Она сказала, что жила тут.
– Жили-жили. Мать-то её полы мыла, ну и сторожила ночами. Вот и жили. А куда ж их горемычных. А Вы с ней построже, построже, она поспокойнее будет. Ну-ка, тише, окаянная. Мать-то умерла, а её куда? Ну и сдали… понимаете сами. А она и сбежала, вот проныра! Как сумела?
– Мне там больно было.
– Бедная ты моя. Сейчас всё хорошо будет, нашёлся брат-то.
– Вы не знаете, кто-нибудь ещё у неё есть?
– Как же это, Вы разве не знаете?
– С материной стороны. Мы же не жили с ней.
– А ну да, ну да. Да нет, никого. Одна она была. Никого.
– А вот это кто? – Евгений протянул фотографию.
– Это Лёля, это Лёля!
– Вот не знаю, милок, не сказывала мне Вероника-то, – Жека вздрогнул: всё, что знал о матери – это имя; неужели всё-таки? – А что?
– Понимаете, мне ненадолго уехать надо – командировка, – начал сочинять Евгений, – Работа есть работа.
– Да, да, понимаю. А что, у Вас-то никого нет?
– Так получилось.
– Плохо-плохо, тут её не возьмут, с матерью жила, и то ругались.
– Ладно, придумаем что-нибудь.
– И я-то не могу, я-то у сына живу. А так кто ж ещё?
– Ладно, ладно.
– Придумай, милок.
– И вот ещё. Это чьё кольцо, не знаете?
– Мамино.
– Вероникино, Вероникино, она его берегла шибко. Есть было нечего, и то не продала. Золотое, говорила, память о муже. Любила его очень, подлеца. Ой, извините, всяко в жизни бывает.