Хомиш был растерян и сердит. Но сердит не на ротозеев, что взбивали задорно снег на улицах деревни Больших пней. Не на снежинки. И не на Лапочку. На себя лишь.
«И верно молвила Лапочка: к чему сдался мне Лифон, пройдоха?» – пытался он найти ответ, беседуя сам с собой.
Ответ жил там, где обитала его дрожащая муфликовая душа. Где гнездилась теплая нежность к Лапочке, неразрушимая любовь к мамуше и всем родным, и выросшая из детства дружба. Хомиш был осторожностью Лифона, а Лифон – смелостью Хомиша. А что осторожность без смелости и смелость без осторожности?
И эта «смелость» была сейчас далеко-далеко.
Глава 2. Пивальня Папуши Вака
Лифон сидел у окна и неотрывно следил за тем, как в плавном и безудержном стремлении приникнуть к земле летели такие же белые хлопья. Они то догоняли друг друга в кружении и танце, словно влюбленные или друзья, то отталкивались и разъединялись, как враги.
Холодные хлопья падали в разных деревнях, в разных концах Многомирья и летели по-разному, но одинаково отзывались в сердечках обоих муфлей.
И Лифон, и Хомиш каждое цветолетье мечтали: как только настанет их первое взрослое белоземье, они не будут зазря терять ни денечка. Ведь это так чудесно, мой дорогой читатель: мечтать о хорошем, что обязательно будет когда-нибудь, и даже не «когда-нибудь», а в точно назначенный срок, и не быть никак не может, и осталось лишь чуть-чуть подождать.
Они строили планы мастерить из белых хлопьев фигуры, и даже думалось им слепить смешного великантера. Обязательно смешного. Ибо страх не боится ничего, кроме смеха.
Друзья хотели отправиться в ближайшую другую деревню в путешествие, чтобы сидеть там неузнанными в вечерней пивальне и подслушивать досужие разговоры после эля, ведь им можно будет уже пить эль.
Они полагали наслаждаться каждым праздным часом. Когда, как не в белоземье? Когда не нужно проводить в работе на полях долгие дни.
И если снежинки над головой Хомиша летели прямо вниз, то хлопья за окном у Лифона летели наискосок – слева направо, гонимые пронзительным ветром. Как и сам Лифон.
Все заставляло сжимать в кулачки замерзшие лапки. Брошенный, преданный всеми и голодный, он сидел, глубоко погрузив голову в капюшон плаща с чужого плеча. Но так даже удобно, рассудил муфель. Длинные рукава, большой наголовник, полы, скрывающие полностью ноги и ботинки. Лифону нравился старый теплый плащ, что он стянул в последней деревне с какого-то муфля, перебравшего эля. А особенно Лифона радовали карманы размером с две муфликовые головы, уж так туда удобно было припрятывать то, что плохо лежит – и гвозди.