– Давайте, Oлег Геннадиевич, привозите тело и начнем, – поторопил его профессор.
Тот отсалютовал ему, натянул маску на нос и повёз тележку к холодильнику. Одногруппники с интересом смотрели в его сторону. Надя сдавила точку на внутренней стороне запястья.
Хлопнула дверь холодильника, заскрежетал металл, а потом зашуршал полиэтилен. Тележка покатилась назад мягче и тише.
– Помочь? – спросил Юра, указывая на черный пакет с молнией, проходящей через всё тело.
– Сам справлюсь. Если человек был полным, больше сотни, то тут уж мне одному не поднять. Был на моей практике случай, когда пришлось вскрывать мужчину под двести килограммов, тогда даже бока со стола свешивались. А тут… Ерунда.
Патологоанатом легко приподнял пакет, переложил его на стол и расстегнул молнию. Внутри оказалось тело мужчины. От знакомой противной слабости в теле стало не по себе. Одногруппницы сделали от неё шаг назад, и Надя почувствовала, как пунцовеет от стыда.
– Где бы вам показать… – задумался врач.
– На ноге, – подсказал профессор.
Он сделал длинный разрез на одной ноге и бросил взгляд на Сазонова. Тот удовлетворенно закивал. Патологоанатом оставил его близнеца и на второй.
– По два человека подходим. Один встаёт к правой, второй к левой. Каждый делает пару стежков и отходит, уступая остальным.
Толпа в нерешительности замялась.
– Давайте, Надя, пока вы опять в обморок не упали.
Надя, чувствуя на себе прикованные взгляды, начала вдевать нить. Иголка в руках ходила ходуном, не давая скользкому нейлону проскользнуть в ушко. Света уже встала к ноге и начала шить. Надя спешила, готовился следующий человек, а она так и не приступила.
– Это же обычный кусок мяса. Пара стежочков и свободны, – приободрил её врач. Послышались отдельные смешки.
Обычный кусок мяса, который жил, любил, страдал. Что она забыла в профессии, где люди просто организмы? В медицине нет справедливости. Ты должен спасать всех подряд. Должен видеть только тело, набор органов и костей. Не думать, что за человек перед тобой. Но если все тела достойны спасения, то справедливо ли это для душ в них заключенных?
Вдруг внутри вспыхнула злость, и нить, почувствовав её, сдалась и повисла в ушке. Дыхание спёрло, Надя резко проткнула иглой мертвую ткань. Стежок, ещё один.
– Я всё.
– Вот и молодец, – в голосе Сазонова послышались незнакомые прежде нотки облегчения. – Выйди подыши.