Как люди военные, речь у нас зашла о чём? Мы же не лесники, которые «в лесу о бабах, с бабами о лесе». Говинда меня спрашивал, как я так легко побил его и его воинов. И как я дошёл до жизни такой. Спрашивал о методах тренировки. Я в свою очередь рассказал ему о набивке. О тестах тамешивари по разбиванию кирпичей и досок, Говинда не поверил и поволок меня на кирпичный заводик, где я и стал ломать кирпичи различными ударными поверхностями.
Рабочие сбежались посмотреть и сами с удовольствием подтаскивали кирпичи. Я даже головой разбил им кирпич к их общему обалдению.
Потом Говинда, а он был уже хорошо «навеселе», решил попытаться повторить всё что видел. Включая разбивание кирпича головой. Ничего у него не вышло, только всё себе поотбивал.
На что я ему заметил, что ему видимо понравилось «лечиться» и боюсь, что ему в ближайшие дни понадобятся новые «процедуры»…
Два дня Говинду не видел никто. Потом он появился, весь трясётся. Весь синий. Другие старшие из Кшатриев спрашивали у него: «Говинда, что с тобой случилось?».
А он им отвечал:
– Три дня назад пил с русским, чуть не умер. А на следующий день чувствовал себя так, что уж лучше было умереть накануне.
Они его спрашивали:
– Говинда, а почему ты стал по цвету похож на наших Богов? Ты стал Богом? Или …ещё кем?
– Нет, богом я не стал. – Отвечал им он. – И «ещё кем» тоже не стал.
Ещё через пару дней они его уже спрашивали:
– Говинда, а чего ты такой жёлтый? Ты стал китайцем? А на зовут ли тебя теперь Го Вин Да?
На что им Говинда отвечал:
– Нет, китайцем я тоже не стал.
Или:
– Пусть вас всех Арджуна так полечит, быть может и совсем всех угробит или искалечит!
А вот у местных, обо мне сложилось мнение, как о великом целителе и знатоке медицины.
Но меня он после этого крепко зауважал. И за кирпичи, и за то, что пил с ним наравне, а был как огурец.
Не зря же, когда мы с ним уже выпивали на брудершафт, я его всё время спрашивал: «Говинда, ты меня уважаешь?».
На что он только утвердительно мычал и кивал головой.
* * *
Боевую подготовку я им построил следующим образом. Начали мы с безоружной рукопашки. Набивка тела. Тем, кто халтурил, я становился в пару сам, или их дубасил Говинда, если я был занят. Это для того, чтобы снизить чувствительность, и чтобы они боли не боялись.
В каждой паре назначался старший – тот, у кого лучше получалось и с него был спрос вдвойне «за себя и за того парня». А уж он отрывался, и «старшинство» показать «младшему», да и плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.