А человек в черном тем временем что-то говорит монстру.
Мила прислушивается к его словам – но не понимает их: незнакомец говорит на странном, незнакомом, удивительном языке, в котором явственно слышится вой ночного ветра, шум бушующего моря, звон мечей и конский топот.
Эти слова заставляют монстра остановиться, но он не думает отступать.
Бесформенное облако становится больше и темнее, оно поднимается к крышам домов, собираясь потом обрушиться на Милу и ее мрачного защитника…
И тут человек в черном выхватил из висящих у него на боку ножен узкий клинок.
Монстр разражается рокочущим смехом, больше похожим на горную грозу…
Но человек в черном взмахивает своим клинком, словно рисуя в воздухе сложный узор, – и там, где прошло лезвие его клинка, воздух начинает светиться, искриться, переливаться, как радуга.
И вот уже между черным человеком и безликим монстром возникает светящаяся, переливчатая пелена.
И монстр, оставшийся по другую сторону радужной завесы, начинает бледнеть, уменьшаться в размерах…
И вот он уже исчез, растворился во тьме. Его словно никогда и не было.
Мила поворачивается к своему неожиданному спасителю, чтобы поблагодарить его…
Но вдруг видит, что у человека в черном нет лица. На месте лица гладкая фарфоровая маска без глаз, безо рта.
Мила вскрикнула от ужаса…
И проснулась.
За окном было пасмурно, по стеклу стекали капли дождя. Мила с трудом подняла руку, чтобы взглянуть на часы, что лежали у кровати. Ого, десятый час уже, ну она и решила лечь спать.
Она попыталась встать и поняла, что с ней что-то не так. Болело все: голова, горло, шею не повернуть, и руки-ноги ломит.
Все ясно: минувшей ночью она все-таки простудилась на холодном балконе. У нее всегда так: организм быстро дает понять, что болен. Несколько часов всего прошло, а она уже никакая. И температура небось высокая.
Мила все-таки заставила себя встать и пойти по квартире в поисках аптечки. Хорошо, что вчера убрала все на место, а эти двое, что пришли ночью, действовали осторожно, видно, боялись, чтобы соседи не услышали. Только задвижку на двери спальни вырвали с мясом да ножку у стула поломали. Это, как говорил муж, семечки…
На этой мысли Мила споткнулась и едва не упала, с трудом удержавшись за стену.
Ну вот, раньше, когда она болела, муж все-таки за ней как-то ухаживал. Тем более что болела она недолго, так что ему такое времяпрепровождение не успевало надоесть. А теперь вот… ну да, муж ушел, и с этим, похоже, ничего не поделаешь.