Одно время как-то совпало, что у нас было изобилие переводных картинок и достаточно свободного времени, чтобы переводить. Наверно, я болел, и мама сидела со мной дома. Вскоре, мы с мамой залепили все поля и все белые места в детских книжках, несколько картинок приклеили на шифоньер и магнитофон. Кризис в картинках настал тогда, когда оказалось, что лепить уже больше некуда. Папа поставил нам диагноз – картинкомания. Глядя на наши горящие и ищущие свободного места глаза, он вздыхал и просил только не налить воду внутрь магнитофона. Со всем остальным он уже смирился.
По праздникам и иногда по выходным мои молодые родители захаживали в гости к Пузанковым. Мне очень нравилось ходить в гости, особенно в гости к родственникам, у которых тоже есть дети. Можно играть в другие игрушки или просто рассматривать слоников на комоде. Но взрослые почему-то думали, что ребенку больше всего хочется посидеть у них на руках. Тебя хватали, несли кому-то показывать. Спрашивали, сколько тебе лет и ходишь ли в садик?
Лучше всего мне гостилось у дяди Лёши и тети Вали. В их большой ухоженной квартире чего только не было! И диковинные игрушки, и дядин офицерский китель, увешанный значками и медалями, и даже объемная фотография подмигивающей девушки в деревянной рамке.
Тете и дяде тоже нравились мои визиты. Тетя любила меня пылко. Сюсюкала, тискала и зацеловывала. Дядя Леша предпочитал разговаривать со мной на серьезные темы. Все бы хорошо, но дядя очень много курил. Курил он и тогда, когда разговаривал с племянником, держа его на руках. Понятно, я не испытывал особого удовольствия от таких мужских бесед. Я долго терпел и наконец решился!
На одной из родственных вечеринок дядя, как всегда, предложил:
– Ну что, Диментий, пойдем, покурим, поговорим?
На что я твердо ответил, – Я бросил! – чем привел в неописуемый восторг собравшихся, среди которых кроме Валентины Борисовны курили все и мало кто помышлял отказаться от этой вредной привычки.
Дядя, по моему примеру, совсем курить не бросил, но, когда говорил со мной на серьезные темы, больше не курил.
Наш двор на улице Потёмкина был образован двумя, стоящими друг напротив друга двухэтажными домами. Тот, в котором я жил, был оштукатурен и покрашен в желтоватый цвет, а напротив стоял черный от старости, бревенчатый дом. Однажды, в 1965 году я, уходя в детский сад утром, еще видел этот дом, а вечером его вдруг не стало. Деревья вокруг, столбы с веревками, даже песочница с деревянным грибком, все осталось на месте, а целый дом исчез.