– Не забудь про кофе!
Когда готовое блюдо ожидало на столе, доктор вернулся на кухню.
– Сынок?
– Совсем забыл, – он пришел с еще одним блюдцем. На нем горкой лежала мелко нарезанная свежая зелень. Взяв щепотку, он посыпал рулетик. – Теперь все. Пора будить гостью.
Софья Петровна посерьезнела.
– Мне идти? – догадался Арцыбашев.
– Ты помнишь вчерашний уговор?
– Помню, – мужчина немного помрачнел. Он привел себя в порядок – застегнул рубашку, надел жилетку и пиджак. Женщина помогла ему завязать галстук, а потом крепко обняла его:
– Прости меня, сынок!.. Ты был прав… Прокофий этот, будь он трижды проклят!..
– Что он сделал? Нахамил? Угрожал?! Мама… – Арцыбашев схватил ее за плечи, отдирая от себя. – Что он сделал?!
– Да пьяный он был вусмерть! Наговорил много… про меня – мол, ведьма старая… про Нику… даже вспоминать не хочу!..
– А ты вспомни, – процедил сквозь зубы доктор. – Что он сказал про мою дочь?
Софья Петровна, качая головой от ужаса, зашептала:
– Связалась Анна с чертом, чертовку родила… Пальцем в Нику тычет и орет: «Вижу, рога прорезаются, хвост из-под юбки торчит!» Ника заплакала, а он хохотать стал… его оттуда насилу утащили…
«Совсем рехнулся, – понял Арцыбашев. – Теперь на свободе недолго пробудет. Я-то уж ему организую пансион в желтом доме».
– Успокойся, мама, – он ласково обнял ее и поцеловал в горячий висок. – Я пойду к Нике, а ты приведи себя в порядок.
– Хорошо, сынок…
Арцыбашев вошел в детскую. Ночник выключен, шторы убраны. Дочь, в пестрой пижамке, лежала на кровати спиной к нему, рисуя пальчиком на стене что-то невидимое.
– Ника, – мужчина подошел к ней. – Почти девять. Пора вставать и собираться. Мы тебе завтрак приготовили.
– Я не голодна… – тихо ответила девочка.
Арцыбашев присел возле нее.
– Ника, какая же ты упрямая… – ласково, с дрожью в голосе произнес он.
– Почему ты не сказал, что мама умерла?..
– Не хотел тебя расстраивать.
– Там, на кладбище… – Ника всхлипнула. – На кладбище дедушка…
– Да какой он тебе дедушка, милая моя? – Арцыбашев перевернул дочь. Она одним рывком бросилась к нему на грудь.
– Я не чертовка… – плача, заговорила она. – Нет у меня ни рогов, ни хвоста…
– Как и у меня, – Арцыбашев с удивлением понял, что в его голосе застрял горький комок.
– Он сказал – ты маму удавил… ты ее…
Доктор, качая Нику, украдкой вытирал слезы со своих глаз.