Я бы дала ему послушать самые лучшие звуки на Земле: произведения Бетховена в звучании органа, майские трели соловья, шум морских волн, перекатывающих камешки, шелест листвы на ветру и тишину до звона в ушах.
А еще мы бы с ним вдыхали аромат сосновой смолы в бору, приторно – сладкий жасмин, что растет большим кустом у калитки и нежный запах ландышей, связанных в маленький букетик. Все было бы именно так.
Но в нашем с Пашкой возрасте поздно думать о детях. Можно только играть в беременность, решать, где будет стоять детская кроватка, на каком музыкальном инструменте будет играть наш ребенок и какие книжки читать. А еще представлять меня в последний месяц беременности, когда я буду похожа на бегемота и, смеяться над этим. Меня он называет: наша мамуля. Я отзываюсь и выпячиваю живот. Перед сном Паша желает спокойной ночи всем: мне, Кире и на всякий случай Сашке. А вдруг?
Утром тест упрямо показал одну полоску. Сказать ему правду или продолжать дальше играть в беременность?
Ирка была – дылдой. В школьной шеренге стояла самой первой и мальчишки – одноклассники, которые дышали ей в пупок, обзывали: «Тетя достань воробушка». Она давала им звонкие подзатыльники и косилась на старшеклассников.
В продуктовом магазине Ирку иногда назвали девушкой. Она очень этим гордилась и всячески старалась избавиться от тонких мышиных хвостиков – непременным атрибутом школьниц.
Ирка долго уговаривала и задабривала родителей, чтобы они разрешили ей подстричься под каре. Наконец, они дали добро. Она мечтала произвести фурор, придя в школу с новой прической, но не удержалась и похвасталась одноклассницам: «А я сегодня в парикмахерскую иду. Подстригаться под каре».
– Тебе не пойдет, – сказала Юля Сорока, оценивающе разглядывая Иркины мышиные хвосты, выглядывающие из – под больших белых бантов.
– Это еще почему? – обиженно спросила Ирка.
– Волосы у тебя тонкие. Будут висеть, как сосульки, – пояснила, ухмыляясь Юля и, поправив свою толстую русую косу, вышла из класса.
Ирка ничего ей не ответила, только показала вслед однокласснице язык и, скорчив рожицу, сказала: «Бе – бе – бе».
«Посмотрим, что ты завтра скажешь, когда я приду с прической», – подумала она и побежала домой.
В парикмахерскую пошли с мамой. Там оказалась очень много теток разного калибра. Одни сидели с бигудями, другие с трубочками из фольги, нанизанными на волосы, третьи перемазанные краской. В парикмахерской стоял резкий запах аммиака и ацетона.