В пейзаже языка - страница 7

Шрифт

Интервал

несусь, поневоле врастая,

пишу как на перекладных,

за веком угнаться стараясь,

стараясь домчаться, допеть

приметы, следы, разговоры

сторонние, разве что впредь

спешащие тоже к разбору.

В метро, на тропинке лесной,

под вальс к рождеству и к закату

слова, что пришли не со мной,

но в речи моей узловатой,

в глухом придыханье моем,

пусть в цель не сумеют, пусть мимо,

сорвутся вот-вот… Мы уйдем,

оставив едва различимый,

едва обозначенный стих

в клочке и безмерности края.

Но в пляске шутов и шутих

несусь, поневоле врастая.

К стилю

Цветаева-поэт была тождественна Цветаевой-человеку; между словом и делом, между искусством и существованием для нее не стояло ни запятой, ни даже тире: Цветаева ставила там знак равенства.
И. Бродский

Она как одиссеев лук,

натянутый настоль,

что обретает каждый звук

и глубь, и ширь, и боль.

Какая ревность – страстность фраз:

что из дому – домой!

Она отбрасывала враз

того, кто Мой – не мой!

Но если мой, тогда отказ —

расплата головой,

душа какая – ревность фраз

не к тем – к себе самой!

Какое сердце – как язык

славянский дик и прям!

Она отбрасывала вмиг

то, что не по корням!

Строка – отчаянная быль,

нежна где и груба:

судьба поэта – это стиль,

и стиль – его судьба.

В какой бы ни было поре,

у всякого крыльца —

излиться горлом, как тире

начала и конца

распахнутых, закрытых вежд,

чтоб каторжным трудом

заполнить только б эту брешь

меж чувством и умом

согласных, гласных, знаков пре-

пинаний – кувырком

перелететь через тире,

чтоб слиться с языком.

К вопросу о рационализме

(маршрутами Гулливера)

Подходит май, гуденьем трав и пчел,

безбожникам бросая звонкий вызов…

Я с детсва этих строк не перечел,

казалось, отцензуренных Детгизом

до трусиков. Что гнать то вверх, то вниз

по лестнице фантазии без лифта —

мальчишество, простился б я со Свифтом:

какие путешествия без виз…

Но память не смещает бытия,

от нас его отчеркивает просто —

перетекает жизнь от «мы» до «я»,

лишь подрастешь – тогда и будет остров,

где каждый – что там Крузо! – Гулливер,

и, великаном встречен, лилипутом,

свой путь уже влачит не по минутам,

а по векам… Когда ж СССР

в руинах снова внешне и внутри

и жаждет обновления как будто,

поверится: всплывут осокори

очередной невнятицей распутной,

отчаянной, апрельской, шухарной,

зачатием нахлынувшей в скворечнях.

Увы, надежды… гон промчится вешний,

нам вновь принять с холодной головой:

Следующая страница