Баба Клава не раз говорила Мишке, чтобы тот прекращал врать и надоедать людям со своими байками о своём героизме в советские времена. Но Мишка не унимался. Мишка уже так врал, что сам себе верил.
И тогда…
Мишка очнулся на краю заснеженного таёжного поселка. Он был одет в тоненький ватник, на голове рваная шапка-ушанка, а мороз чувствовался градусов под сорок. Слева и справа собирался народ.
– Товарищи комсомольцы, – выкрикнул длинный парень, – сейчас подойдёт дрезина, и занимайте лучшие места. Девчата в вагончик, парни на крышу. Надеюсь, нытиков среди вас нет. За три недели надо протянуть десять километров узкоколейки в глубь тайги. Не дадим городу замёрзнуть, товарищи. Партия в нас верит. Землянки соорудим на месте.
Мишка так заколел, что не мог двигаться. Тело замёрзло аж до боли. Мишка осмотрелся: вся молодежь была румяная и веселая. В руках у многих были красные флаги. Девчата дружно пели что-то о родине.
Мишка с ужасом втянул голову и начал пятиться в сторону посёлка. В одном из домов из трубы шёл дым. Значит, там топится печка, значит, там тепло. Нужно срочно отсюда сматываться.
– Ты куда, Мишка? Тебе ведь на работу в тайгу надо, – услышал он знакомый голос бабы Клавы.
Мишка осмотрелся, но не увидел старушки.
– Стой, говорю, – снова послышался голос бабы Клавы, – сейчас скажу ребятам, побьют. Предателей и лодырей здесь не любят.
– Баба Клава, это ты, что ли? – прошептал Мишка непослушными губами. – Ты где? Почему я тебя не вижу?
– А чего на меня смотреть. Ты теперь о себе беспокойся.
– Значит, это ты сделала? Ты меня сюда отправила? Это же смерть. Я сутки даже не выдержу в таком морозильнике.
– А как же люди, которые с тобой поедут? Они выдержат? Ты же хвастал, что голову был готов сложить на комсомольских стройках. Сколько ты, говорил, работал? Три года? Вот и поработай три года. Всё испытаешь – и голод, и холод.
Мишка горько заплакал, и слёзы тут же замерзали на его щеках.
– Не губи, бабушка Клава, прости. Врал я всё. Никакого ордена трудового мне не давали. Прости. Перед всей деревней покаюсь. Верни меня ради Бога назад, баба Клава.
– Твоё счастье, что силы мои не безграничны, а иначе узнал бы, что такое настоящие комсомольские стройки, болтун, – со злостью прозвучал голос.
Мишка открыл глаза. Он сидел на траве у своего забора с белым от страха лицом. По дороге шла бабушка Клава и хитро улыбалась.