– Зря отказался, паладин! – рассмеялась демоница. Соблазнительно изогнулась, небрежно повела плечами, и остатки одежды вспыхнули, в считанные секунды оставив её обнаженной. – Я не выпила бы тебя сразу, дала бы то, чего ты хочешь… твоя смерть была бы о-очень приятной!
Кровь бросилась Тристану в лицо. Он вскинул дробовик, хотя даже держать его было тяжело – не то что целиться в это драконье порождение.
– Как у Майкла Уолша? – прорычал он. – Видел я, какой приятной была его смерть!
Суккуба только руками развела и, подпрыгнув, зависла в воздухе.
– А что, думаешь, он не заслужил?
Тристан отщелкнул предохранитель. Процедил:
– Чем заслужил? Разбавленным пивом?
Демоница хихикнула… и исчезла с того места, куда целился паладин, а на его плечи легли узкие ладони – и длинные, авантюриномм мерцающие ногти оставили царапины на зачарованных наплечниках.
– А ты в Бройвинге поспрашивай… – выдохнули паладину на ухо.
Тристан дернулся и, перекатившись через спину, снова нацелил дробовик на откровенно довольную демоницу.
– Походи, спроси, чьи караваи на Мидсаммер подавали даже к столу городского префекта, – ничуть не смутившись его манёвром, закончила та.
– Стану я еще!..
– Ну, воля твоя, – хихикнула нечисть. – Тогда можешь пока просто передохнуть, паладин, потому что мы ещё встретимся. Ты покрепче двух предыдущих, и это весело!
Тристан зарычал и всё-таки выстрелил. В закрытом помещении выстрел оглушил самого стрелка, а приклад так впечатало отдачей в обожжённое плечо, что Тристан едва сдержал крик боли. Дробь была крупной, и в следы выстрела на стене молоком хлынул серебристый лунный свет. А проклятое создание исчезло, оставив после себя только затихающий смех.
***
Пекарню и лавку «Пироги Уиллема и Розы» Тристан нашел без труда в тот же вечер.
Первый же прохожий охотно направил потрёпанного «господина рыцаря» к лучшему хлебопёку города.
Высокие окна лавки выходили на центральную улицу Бройвинга и ярко светились, так что даже снаружи было видно, что, несмотря на позднее время, внутри яблоку негде упасть от покупателей. Полки ломились от выпечки – румяные булки, круглые и пышные караваи, сладости, присыпанные сахарной пудрой… Тристану, залитому, кажется, по самые уши целебными снадобьями, есть не хотелось совершенно, но при одном взгляде на это изобилие даже у него рот наполнился слюной. Паладин постоял у порога, собираясь с мыслями, и решительно шагнул внутрь.