Закончив водные мероприятия, я пошлепала на кухню, чтобы найти что-либо съестное. По запаху искомое не обнаружила, зато, хорошенько порыскав, наткнулась на крупу, которой насытились евреи в пустыне, правда, на их долю перед этим выпало длительное голодание. Манка. Я ненавидела манную кашу со времен пятилетнего заключения в колонии строгого режима с безобидным названием «Ромашка», в которой наивных детей пичкали комковатой массой не менее трех раз в неделю. Россказни воспитательницы о вкусноте и полезности данного блюда действовали практически на всех: давились, но ели, мечтая о будущих мировых рекордах или полетах в космос (никто никуда не полетел, рекорды не дрогнули). Я же на подобные байки не велась. Терпеливо постукивая ложкой, размешивая масло и гоняя по тарелке «пищу спортсменов и космонавтов», я лишь создавала иллюзию приема внутрь. «Я ела, ела и так наелась, что сейчас живот лопнет». И вот уже легковерная Зинаида Ильинична гладит меня по голове: «Ладно, Роза, оставь», а после убирает подальше ненавистную жижу.
С той детсадовской поры я к манной каше не притрагивалась. Клянусь, ни ложечки! Но тем утром есть захотелось неприлично сильно, посему я быстренько сварганила крупу на воде, молоко-то было обещано многодетной четырехлапой матери. Грустный вид варева подвиг на следующее. Я заглянула на антресоли и выбрала из трех банок – «Малина», «Повидло из кислых яблок» и «Не помню, но вкусно» – первую. Отмерив нужное количество, села за стол и начала завтракать. О-о-о, неплохо, а на молоке было бы даже хорошо. Возможно, когда-нибудь повторю.
Времени до начала рабочего процесса оставалось достаточно, поэтому было принято решение пройтись пешком, благо место моего проживания и больницу, где я зарабатывала (ха-ха!) благочестивым трудом медсестры, разделяли всего две остановки. Наш город явно не мегаполис, остановки короткие, выходило, что топать мне в туфлях-скороходах всего-то ничего – минут пятнадцать. Выглянув еще разок в окно, я с удовольствием обнаружила, что противный туман был испепелен солнечным лазером. Облака обещали не плакать, а температура, схватив уличный термометр за нежное красное горло, подскочила до плюс семнадцати.
Прошлогодний плащ попытался было выгодно оттенить блеск лакированных туфель, но с задачей не справился и с грустным шуршанием убрался в шкаф, шепнув висящему там жакету, чтобы тот готовился к выходу. Жакет имел универсальный цвет и не менее универсальный покрой и хотя бы не перечеркивал сияющую красоту обуви, поэтому выбор пал на него. Остальные вещи не заслуживали внимания, поэтому не роптали и тихо серели на плечиках. Правда, существовала шуба. Но в октябре, при плюс семнадцати это был явный перебор, к тому же она была неисправимо искусственной, а туфли требовали только лучшего, в идеале натурального.