Конечно, у меня потом было много женщин, но я так и не женился. Видите, как оно вышло…Ни семьи, ни детей, ни внуков. Одиночество покойно. Вы- моя семья- Джеймс, Андреа, Саманта, вы, мисс, с Джорджем. А скоро уже свидимся и с Маргарет…
Я молчала, каждый уголок сознания опустел. За окном брезжил рассвет, заливая бледно-желтым свечением ровную гладь воды, небо окрасилось янтарем с переливами сверкающего кораллового. Полосы первых солнечных лучей украдкой проникли к занавешенное окно комнаты и плавно текли по деревянному голому полу.
–Вам мат, мисс, – старик лукаво улыбнулся, – постойте, я кое-что принесу.
Уже на пороге, Джозеф протянул мне книгу в потрепанной пыльной обложке. Я прочла слова, выведенные золотыми чернилами на темном ветхом переплете: «Миссис Крэддок».
–Маргарет подарила мне эту книгу на Рождество семнадцатого года. Я тогда счел это личным оскорблением, чуть было не выкинул подарок, но многим позже обрадовался- мы увидели друг друга без пелены на глазах. Я смог осознать, какая жизнь была мне по-настоящему нужна. Она была рядом- этого достаточно. Быть может, поэтому нам удалось остаться добрыми друзьями.
Я раскрыла хрустящий переплет, на первой пожелтевшей пустой странице карандашом было аккуратно выведено: «Я освободилась. От Маргарет, навеки дорогому моему сердцу другу Джозефу Бруксу. С Рождеством!»
Тепло попрощавшись со стариком, я сбежала вниз по холму, пересекла разросшиеся поля сухой осоки и вышла к саду. Солнце спешно поднималось над горизонтом, разливалось ослепительным светом на кирпичные крыши города, пробиралось в окна, будя горожан. На рассвете дышалось легко, прозрачный воздух был пропитан сладким медово-фруктовым ароматом кустовой розы и магнолии, с моря тянуло прохладой с привкусом лаванды и морской соли. Я постояла у порога с минуту, а затем, прикрыв дверь, неслышно пробралась в дом.
С того вечера я стала частой гостьей в хижине Джозефа. Почти каждую ночь я поднималась на холм, наблюдала, как солнце исчезает за горизонтом, уступая место беспощадно темной ночи, и шла к старику. Мы играли в шахматы, пару раз мне даже удавалось поставить ему мат, старик делился бесконечными историями из жизни- в молодости он несколько месяцев воевал солдатом на западном фронте, но говорил об этом неохотно, хоть мне и удалось уговорить его показать несколько военных снимков. На них Джозеф был еще совсем парнишкой лет двадцати, в тяжелой чугунной каске, с ружьем наперевес, стоял, потягивая папиросы со своими сослуживцами, перед отправлением на фронт. С фотографий на меня смотрел будто другой человек, с еще не потускневшими глазами, с сияющим счастливым лицом.