– Здесь тоже есть бандиты? – зачем-то спросила Мэри.
– Да, но меньше, чем в нашем городе, – подставляя лицо легкому ветру, ответила Эмма.
– Но я же смогу погулять? Я бы очень хотела…
– Солнце мое, мы с тобой обязательно сходим погуляем, куда и когда захочешь, но здесь я не могу отпустить тебя одну, – она наклонилась к дочери, посмотрев ей в глаза без взрослого снисхождения.
– Бог меня защитит! Я же теперь его Пророк! – девочка нахмурилась.
– Мэри, опять ты за свое? Откуда у тебя эти фантазии? – вздохнула Эмма.
– Мам, это не фантазии! Хоть бы сказала, что это мечты! – Мэри отвернулась от матери, чтобы та не видела, как она сдерживает негодование.
Мэри понимала, что мама не виновата, раз не видела, что произошло с дочерью на той горе. Девочка очень хотела показать свой дар, но ее останавливал страх: ведь последний, кого она хотела обратить на путь истины, сошел с ума. Бедный Роланд Чекринс! Он вновь пристал к ней после уроков в школе, но решился сделать это один, чтобы никто не видел, как он, в случае чего, ударит бесившую его девчонку. Мэри решила просветить его и призвать к покаянию, но он, упав на колени, начал сопротивляться. Он даже произнес: «Что это за херня!» – и закрыл свое сердце от потока благодати, исходящего через нее. Она решила воздействовать на упрямца посильнее – и тут случилось то, чего она никак не ожидала. Черкинс потерял сознание. В итоге он повредился умом, и теперь вряд ли сможет вести существование осмысленнее жизни орехового дерева. По крайне мере, так однажды проговорился их учитель по физкультуре. Даже после всего, что этот мальчик сделал ей и многим другим в школе, Мэри было жаль его. Но зачем он сопротивлялся? Отец больше не являлся ей, чтобы научить контролировать силу. Она решила учиться этому сама, но как это делать, если родители ее никуда не отпускают одну? Заводить всех в школьную подсобку? Ей так не терпелось помочь окружающим, что порой от бессилия ее начинало трясти. Раньше с ней подобного не случалось. Теперь же сила Отца, пульсацию которой она постоянно ощущала, влекла ее за собой, вытягивая детские сердце и душу, заставляя их взрослеть неестественно быстро. Может, для этого Отец ее и оставил – чтобы она свыклась с даром и более спокойно научилась воспринимать его?
– Милая, пойми нас, мы очень боимся потерять тебя, – ласково произнесла Эмма и поправила растрепанные порывом ветра волосы дочери. – Твой папа сделает безопасным наш город, и ты сможешь снова ходить, куда тебе хочется, но пока мы действительно не готовы… не готовы отпустить тебя.