– Угу, – произнесла Грищенко, занятая своим делом, не обращая внимания на кашель кучерявого.
Кучерявый развернул другую газету:
Психбольница в Ленинграде
– В Бадахшане границу в районе Московского пограничного отряда перешла банда. Идут бои с применением артиллерии. Надо же, только из Афганистана слиняли, а солдатикам опять достается…
– Угу…
В кабинет завели Карташова.
БОМЖ сморщился: даже он так не курил и застыл в двери. При виде Грищенко шапка у него в руках задрожала, вспомнился последний допрос.
Грищенко оторвалась от бумаг:
– Так, политинформацию заканчиваем…
Кучерявый спрятал газеты.
Грищенко пристально смотрела на БОМЖа:
– Корячиться будешь или чистую правду, и только правду. Как на духу, – произнесла и показала на кучерявого соседа: – Это твой адвокат. Москвин…
– Абрам Абрамович. – Адвокат привстал и снова сел.
На лице Карташова мелькнула улыбка, он присел к столу, сжимая пальцы рук и приглушая дрожь.
– Слушай меня внимательно, – заговорила Грищенко, не вынимая изо рта папиросы. – Ты подозреваешься в совершении убийства трех монахов… Преступление предусмотрено статьей 102 Уголовного кодекса РСФСР…
Карташов вздрогнул.
– Ну а теперь давай рассказывай, как дошел до жизни такой…
– Я вчера все рассказал…
– Если будет как вчера, пеняй на себя…
Сапоги Карташова застучали по полу дробью.
– Будем волынку тянуть?..
Грищенко подождала, пока БОМЖ успокоился, и с его слов записывала:
«С монастырем Оптина пустынь знаком с августа 1992 года. Приезжал сюда устраиваться на работу, но меня на постоянную не взяли. В Оптиной пустыни я постоянно жил. Ездил-паломничал по другим монастырям. Церквям. В Бога я верю с детства. Родители также были верующие».
Потушила окурок:
– А с этим делом как? – покрутила у своего виска.
Потом записала:
«Перед армией я получил травму головы, и меня поставили на психиатрический учет. В армии я служил в инженерных войсках, в понтонно-мостовом батальоне. Демобилизовался в 1978 году».
– К уголовке привлекался?..
Записала ответ:
«В 1985 году меня арестовали, так как я подрался со своим отчимом. Он хватался за нож, за все, а я отбивался и ударил его табуреткой. Мне вменили статью, но признали невменяемым и поместили на лечение в Ленинградскую спецбольницу, где я пробыл четыре с половиной года. Вышел из больницы в 1989 году».
Грищенко раскрыла рот: