Тогда какого хрена? – чуть не закричал Воронцов – какого хрена вы пятнадцать лет воевали с французами и столько же с американцами? Какого хрена было все это – зверства, сожженные джунгли, убийства? Ради того чтобы возненавидеть очередных «хозяев»? Что вам мешало просто посмотреть на север и понять кто такие японцы – до того как они приперлись сюда?
Ведь мы ничего такого не хотели. Ни САСШ, ни Россия никогда не заявляли о том, что собираются превратить Вьетнам в часть своей территории. Мы пытались вам помочь построить нормальное государство именно для того чтобы сюда не пришли японцы. Все ведь началось с противостояния христианства и буддизма, с того что буддистский монах просто сжег себя на перекрестке в знак протеста. Никто не хотел уничтожить буддизм полностью, среди подданных нашего Императора есть и буддисты. Неужели оно стоило того, а?!
Но капитан ничего этого не сказал. Он держал трубку в руке и смотрел, как она тухнет.
– Многие уехали? – спросил Воронцов.
– Ну как…
…
– В первое время и в самом деле многие уезжали. На джонках, на кораблях. Некоторые племена американцы вывезли полностью. Сейчас… многие уже свыклись. Привыкнуть можно почти ко всему.
– Особенно с этим.
– Да, с этим… с этим.
…
– Вы, европейцы нас не понимаете. Вы запрещаете это, говорите что это яд. Но для нас это никогда не было ядом
– А что же это…
– Сказка… вот представь себе обычного крестьянина. У него нет ничего, он никогда не был за пределами уездного центра. Все что он видел в своей жизни – своего вола, свое поле, наполненное грязной водой, свой рис. Может, есть радиоприемник, один на всю деревню, который говорит о том, к чему этот крестьянин не имеет никакого отношения. Он даже не видел никогда то, о чем говорят. А тут – трубка, коричневый комочек – и он парит над землей. Он выше своего поля, выше вола, он выше самого императора…
Тау затянулся последний раз и посмотрел на Воронцова совершенно трезвым взглядом.
– Чего ты хочешь?
– Мне надо найти контакт с теми, кто бывает в верховьях Оранжевой реки.
Тау кашляющее засмеялся.
– Да ты с ума сошел, мой друг.
– Ты второй человек за два дня, кто говорит мне это.
– Может, это потому что так все и есть?
…
– Тебя в лучшем случае убьют.
…
– Почему ты не спрашиваешь, а что в худшем?
– Потому что знаю. Но мне все равно – надо.