«Робин Гуд» повернулся к сейфу, достал оттуда мой бумажник, вытряхнул содержимое на стол. – Это? Действуй! И не дай тебе бог сболтнуть лишнее…
Я набрал номер. К счастью, профессор оказался дома. – Альберт Иванович, здравствуйте! Игорь. Прошу прощения, что вовремя не позвонил, забегался. Мы с Таней ничего не нашли. Может, что-то было в аккумуляторе, который я вчера заменил на новый в одной мастерской. Сегодня специально туда бегал, но его уже сдали в утиль. А что с запиской? Что там написано?
Похоже, что Алексеев не очень-то поверил в мою легенду. А насчет записки сухо ответил, что перевод пока идет трудно, поскольку, мол, текст зашифрован. Когда будет готово, обещал позвонить нам домой.
– Но я не дома! – почти крикнул я…
Тут одна рука Федора ударила по телефонному аппарату, а другая – мне по голове.
– Ты что, сука, собрался вякать? – Федя вырвал трубку и сдавил мне горло своей огромной пятерней. – Ты же только что обещал шефу не болтать лишнего…
– Ты полный идиот, – прохрипел я, откашливаясь. – Ты провалил все дело. Я собирался сказать, что меня по работе направили в командировку…
– Знаю я, чего ты хотел наблеять, Иван Сусанин хренов, считай, что ты труп!
Несмотря на боль, я про себя отметил, что Федя не лишен зачатков политграмотности, и продолжил сражаться за свою шкуру.
– Командир! – хозяин кабинета с удивлением посмотрел на меня. – Этот кретин все испортил. Теперь Алексеев знает, что со мной что-то случилось, и может сообщить куда следует… Вы же слышали, я сделал все, как мы условились, а этот ваш Федор чуть меня не убил. И вообще, развяжите меня, вы же не думаете, что я на вас наброшусь или куда-нибудь сбегу.
Мой палач зарычал оправдания, но «Робин Гуд» прервал наш дуэт.
– Что там в записке?
– Перевода пока нет и теперь не будет, благодарите этого, – кивнул я на Федора. – К тому же, там вроде бы шифр.
– Брешет! – гаркнул насильник.
– Молчать оба! – зло бросил хозяин кабинета, встал к нам спиной и склонился над гигантским глобусом, в котором был встроен бар. – Федор, развяжи его и можешь идти, но недалеко…
– Константин Георгиевич… – осуждающе простонал тот и с отвращением выполнил команду.
– Ну и что ты скажешь в свое оправдание? – спросил меня тип, оказывается, обладающий вполне приличным именем.
– Я думаю, что камешки, прикрепленные к записке, предназначались хозяину лавки или кому-то из его людей в качестве образца или аванса, а в записке была инструкция, что делать с содержимым аккумулятора. И что бы там ни было написано, сейчас, через столько лет, для нас не имеет ровно никакого значения. Поэтому максимум, что теперь можно предпринять, – это попытаться выгодно реализовать содержимое аккумулятора.