– Да, Лера, ты, как всегда, права. Пару недель назад я пришел к тому же выводу и очень возгордился тогда собой, почувствовал себя сверхчеловеком, сбросившим путы трехмерного пространства…
– А что же потом? У тебя что-то произошло. Ты очень изменился.
– А потом…
И Марат, неожиданно для себя, все рассказал Лере – и про Грецкого, и про мост, на котором он воспарил в мыслях над этим презренным миром, и про девушку.
– Все это случилось недавно, – завершил он, – но словно бездна уже отделяет меня от дня вчерашнего.
Лера слушала очень серьезно. Затем сказала:
– Эта девушка появилась в твоей жизни неспроста. Она ниспослана тебе во спасение.
– Кем? – опешил Марат.
– Я не знаю. Высшими силами, должно быть. Очень часто так бывает: когда человека крепко заносит, вдруг происходит что-то, что кардинально меняет его судьбу или мировоззрение. Нас останавливают в наших злых намерениях или протягивают руку помощи… Ты влюблен, и это может тебя спасти. Если сумеешь окончательно победить себя прежнего.
– А почему же ты меня не спасла?
– Спасти может только великая любовь. А у нас с тобой были просто отношения, – Лера улыбнулась ему и вышла из-за столика. – Мне пора. Береги свой талисман. И подумай над тем, что я тебе сказала. Картины твои опасны для людей, ты должен что-то предпринять. К тому же… – она замялась.
– Что еще? Договаривай!
– Мне кажется, ты теперь тоже уязвим. И даже в большей степени, чем все остальные. Все слишком серьезно. Вспомни свои мысли и чувства на мосту… Так оно и есть, Марат, – она кивнула ему и ушла.
Он посмотрел на часы – пора, пора! И выбежал из кафе.
Таня ждала его в парке у фонтана.
– Ты чем-то расстроен, – встретила она его немного встревоженная. – Я поняла это сразу, как только ты вошел в парк. И не отрицай.
– О, да! – воскликнул он, блаженно улыбаясь. – Раздумья тяжкие его томили, но лишь увидел он Татьяну… – И в следующий миг она оказалась у него на руках, все замелькало перед глазами – деревья, фонтан и синее-пресинее небо. А Марат продолжал кружить ее и смеялся легко и радостно, как смеялся, должно быть, только в детстве.
Возвращались они поздно и еще долго сидели, по сложившейся уже традиции, в беседке возле дома Маргариты.
– Марат, ты не сердись, – начала неуверенно Татьяна, – но мне то и дело вспоминается фраза, которую ты произнес тогда в машине о добродетельных поступках, о том, что они тебе не свойственны. Почему ты так сказал?