– Потому что хуже, чем она о нас думает уже и быть не может,– довольно пропищал Развратник, выбравшийся из-под снега.
– Ох, эта ужасно разболтанная девица, подумать только, у человека – драконье имя! – недовольно проворчала Скромница.
– Ты – ханжа,– припечатал Развратник.
Император склонил голову на бок и с интересом спросил:
– Ваши питомцы, вишенки… Это две крайности вашего характера?
Такое предположение меня удивило. И, чтобы выдержать паузу и найти слова, я нагнулась, чтобы забрать питомцев со снега. А после, закинув вишенок на плечо, медленно произнесла:
– Если моему Императору будет угодно.
– О, твоему Императору угодно кое-что другое,– он хищно усмехнулся.
– О, хорошо мы молочные железы подперли! – обрадовался Развратник.
– Как же так,– запричитала Скромница,– такая хорошая девочка, из такой семьи!
– Или вы молчите или всю ночь сохнете на прикроватной тумбе,– процедила я, усилием воли и магии сгоняя со щек румянец.
– А это будет до, после, или во время «кое-чего другого»? Ради хорошего зрелища я готов поступиться гладкой кожицей,– пропищал Развратник.
– У тебя должна быть очень крепкая нервная система,– хмыкнул Император,– и огромная коллекция нелепых и позорных историй.
– О да,– мрачно произнесла я,– последнего хотелось бы поменьше.
– Следуй за мной, соратница.
И пусть я получила, почти получила, то, что хотела… В последнем слове сарказма могло бы быть и поменьше!
Приноровиться к шагу Императора было сложно. Он несся вперед размашисто и, одновременно, величественно. Хотя нет, не величественно, а… Уверенно? Как бы, никто бы не рискнул даже подумать, что он куда-то торопится и…
– И ты хотела, чтобы мои гвардейцы тебя попробовали, а сама за мной угнаться не можешь? – он обернулся на меня и ехидно вскинул бровь.
– Чё?! Да эт прямое оскб…
Стиснув питомцев в руке, я коротко и кротко выдохнула:
– Всего лишь не смею опережать вас, мой Император.
На самом деле мне действительно было тяжело. Четыре часа на морозе, пусть и не самом лютом, да стоя на коленях… Я бы посмотрела, как бы он сам побегал!
«Императоры не стоят на коленях на морозе», пришла ко мне крайне грустная мысль. И я даже немного опечалилась, что мне никогда не увидеть такого зрелища.
– Вот как? А ты смелая, хоть и не слишком,– тут он хитро усмехнулся,– продуманная.
– Это часть моей натуры,– прищурилась я.