Ира ничего не могла понять. Она старалась во всём и изо всех сил, но Виктор пил всё чернее и чернее.
– - -
Близился к завершению четвёртый курс. Большая выставка работ студентов и преподавателей Академии.
Как всегда, нежно обняв друг друга за талии, Ира и Виктор медленно двигались вдоль стендов. К ним подошли двое представительных пожилых мужчин.
– Разрешите Вам представить невообразимого, удивительного художника Ирину Палладину! Кстати, а это – её муж и по совместительству преподаватель Виктор Важин.
– Хвала учителю! Вы вырастили гения!
– Ирочка, поздравляю Вас! Вы – сложившийся художник со своим стилем, своей манерой. А самое главное, это далеко не предел! Не Ваш предел. Да, пожалуй, у Вас вообще нет предела! Творческих успехов!
Дядечки раскланялись и отошли в сторону. Виктор обнял Иру, поцеловал в лоб и тепло улыбнулся.
– Поздравляю!
– Спасибо.
Ира светилась счастьем.
– Подожди минутку, – сказал Виктор и исчез.
Ира не придала этому значения, но он так больше и не появился.
– - -
Ира вошла в утонувшую во мраке квартиру. Включила свет. Виктор сидел на полу, раскачиваясь из стороны в сторону, и выл.
– Витя.
Он перестал раскачиваться и выть, и поднял глаза на Иру.
– Ты мне жизнь сломала, – сказал он, цепляясь за всё, что можно, неуверенно приподнялся, перевалился на диван и уснул.
Ира собрала свои и Лёшины вещи. Ночь она провела в мастерской у мольберта.
Утром отнесла все свои работы в салон и забрала Лёшу от свекрови. К счастью, та ничего не заподозрила.
Уехать в родной Сочи из-за кое-каких формальностей Ира смогла только через две недели, которые пришлось перекантоваться у друзей. К счастью, никто ни о чём не спрашивал.
С Важиным она больше никогда не общалась. Оформить развод помогла подруга подруги, которая работала в ЗАГСе.
По слухам, в Академии Виктор курс больше не ведёт. Только в училище преподаёт. Общие дисциплины.
Яркое солнце слепит и не даёт полностью открыть глаза. Сквозь ресницы видно как где-то внизу беснуется толпа, подзадориваемая священником. Из его уст слышатся то молитвы, обращённые к небу, то проклятия, рассыпаемые тоже вверх, но гораздо ниже. Толпа вторит ему.
Тело сдавлено плотной грубой тканью. Не шевельнуться. Даже дышать тяжело.
Толпа близка к истерике. Голос священника срывается. Вдруг в его руках появляется факел. Выкрикивая что-то непонятное, он носится с ним кругами и поджигает хворост. Хворост вспыхивает.