– Ууу, Петрович, смотри, лес ожил. Сам леший к нам явился. Чего ему зимой не спится?
На утоптанной поляне у яркого костра копошилось четверо мужчин в тулупах и валенках.
Когда Тимофей предстал перед ними, то, действительно, мало походил на реальное существо: весь в налипшем снегу, с бескровным белым лицом и скованными движениями.
Говоривший мужчина лет сорока с аккуратной бородкой подбросил веток в огонь.
– Добро пожаловать, хозяин леса. К нашему шалашу, так сказать.
– Ванька, это не леший. Это ж мальчонка, – пробасил другой мужчина того же возраста в натянутой до бровей шапке.
– Да вижу я, не слепой. Это ж я так, смехом.
– Смехом? Да он же замерз совсем. Аж синий. Эй, пацан. Ты откуда тут ночью? Далеко от прогулок. Да не стой там, иди сюда к огню.
Тимофей проскрипел по снегу непослушными ногами. Жар костра обдал его как кипятком, но больно не было. Он подошел почти вплотную к костру и подставил замерзшие руки к огню.
– Эй, – окликнул бородатый. – Не стой близко к огню. Не заметишь, как загоришься.
Тимофей послушно сделал шаг назад.
– Эй, малец, на, чайку горячего, на травах, – произнес третий мужчина – длинный и худой как палка, протягивая мальчику железную кружку с дымящимся напитком.
Тимофей взял горячую кружку обеими ладонями и сделал маленький глоток.
– Не обожгись, осторожнее, токо заварил, – запоздало предупредил длинный.
Тимофей судорожно сглотнул и снова припал к кружке. У него с утра маковой росинки во рту не было и ни глотка воды. Чай показался ему божественной пищей.
– Слышь, Петрович. Его покормить бы надо. Смотри, какой худой. Ты откуда, пацан?
Тимофей между глотками неопределенно махнул рукой в сторону.
– Понятно. Городской, значит, – подытожил бородатый. – А здесь-то как оказался? Вроде далековато забрел.
– Белка, – только и смог ответить мальчик. Голос его прозвучал почти шепотом.
– Вань, потом спрашивать будешь. Дай отогреться ребенку. Вот бутерброд возьми.
Тимофею протянули хлеб с самой настоящей колбасой, какой он и не помнил давно. Мальчик жадно накинулся на угощение.
Сзади что-то ухнуло, Тимофей резко оглянулся. Четвертый мужчина, на вид самый старший, с морщинистым лицом, водрузил сзади него кряж дерева.
– Садись, в ногах правды нет. Негоже гостю стоять у стола. Тем более, что ночь праздничная, особенная.
Тимофей невольно кинул взгляд вокруг. О каком столе говорит дядька? И только тут заметил, что рядом на снегу выложен лапником импровизированный стол, на котором красовалась нехитрая снедь.