Это миф, будто вешаться надо на веревке, закрепленной на высоте, чтобы ноги не доставали пола. Кэл об этом знает. Дюбуа мог себя удушить при желании. Но что-то в его смерти смущает Кэла. Время для самоубийства Дюбуа выбрал странное. Он ведь развлекался, общаясь с журналистом, насмехаясь и провоцируя. Дать Кэлу слабый намек, а потом покончить с собой, не дождавшись развязки? В этом не было смысла.
Сердце Кэла стучит сильнее. Он доходит до той последней записи, когда Дюбуа, казалось, утратил чувство реальности, – странное пение разливается по комнате. Только, слушая его теперь, он видит лицо сестры, а его воображение рисует жуткую сцену: пальцы Дюбуа, впивающиеся в ее идеальную кожу, ужас в глазах Марго. Что, если последние минуты своей жизни она была с ним? Хуже этого может быть только абсолютная боль, которой он, похоже, еще не испытывал.
Дверь в комнату открывается, и в проеме возникает Марго – ее лицо обрамляют расчесанные волосы, на коже нет ни синяков, ни ссадин, в глазах ни ужаса, ни боли. Спустя миг Марго исчезает, а порог переступает Крисси с пиццей и полупустой бутылкой вина в руках. Она хмурится в замешательстве, услышав голос Дюбуа.
Резко кликнув мышью, Кэл ставит интервью на паузу. Дочь не должна слышать такое. Воцарившаяся в кабинете тишина избавляет его от мерзкого змеиного шипения. Кэл и раньше беседовал с убийцами, но Дюбуа не такой, как остальные. Другой. Он проник в голову Кэла и прочно укоренился там.
– Я принесла пиццу.
– Спасибо, Крис.
Вот оно – имя, от которого он отказался. Кэл дал его дочери. Теперь это ее имя. Кэл замечает ее хрупкость, печаль в каждом движении. А может, Крисси знает о матери? И в этом все дело? Интересно, ей стало бы легче, если бы он сказал, что все нормально и он в курсе? Дочь ставит коробку рядом с ним и, скосив глаза на его каракули, медлит. Кэл берет девушку за руку. Какая же она холодная!
– Ты в порядке?
Крисси кивает. Вены на ее шее кажутся бледно-голубыми на фоне молочной кожи. На лицо падает рыжеватый завиток, и девушка отбрасывает его в сторону.
– Ты ведь знаешь, Кристина, ты можешь рассказать мне все. – Слова возникают из ниоткуда. Кэл произносит их мягко, ласково, но дочь все равно вздрагивает, как лесная олениха. – Я говорил тебе это и вновь повторяю: нет ничего такого, что может встать между нами. И ты бы не смогла сделать ничего такого, чего я бы не понял. Ты же знаешь это, да, Крис? – Кэл сам не до конца понимает, что он пытается сказать. Но волнуется так, словно миру вот-вот наступит конец.