Москва сделал пару шагов ко мне, наклонился, внимательно посмотрел в глаза. Не знаю, что он там увидел. Взгляд у него был цепкий, пронзающий череп насквозь, но не пугающий, а какой-то очень профессиональный, настоящий, будто он и впрямь разглядел нечто на дне моей черепной коробки. Я даже постарался не отводить глаза в сторону: пусть доктор посмотрит, он же умный.
– С ребятами все хорошо, – продолжая в меня смотреть, сказал Москва, – Я их… усыпил, скажем так. Упаковал обоих, до подхода станции, здесь их не вытащить, нет оборудования. Так что, все хорошо.
Слава и так «спал», а Лешика он усыпил своим голосом. Я даже сам едва носом не клюнул, настолько успокаивающим, погружающим в покой, был этот голос. Негромкий, слабо интонированный и чуть хрустящий, как последние крошки в пакете из-под чипсов.
В то, что все хорошо, я сразу поверил.
– Хорошо, – сказал я вяло, потому что в голове снова стукнуло, и на лице это наверняка отразилось.
– Теперь ваша очередь, – ободрил меня Москва, заметив гримасу.
– Это очередь в рай, Москва? – спросил я, – Или и меня усыпят, до подхода станции?
Москва отвел взгляд, выпрямился, и сказал с укоризной:
– Я вас сюда едва заволок. Вы сколько весите-то? А я один. Москва…
– Столица нашей Родины, – не удержался я.
– Ага, – согласился Москва, – Вы встать можете? Я вижу, вы на руке сидите. А почему вы сказали «Москва»?
Лучше бы он про руку не напоминал. Я еще раз попробовал с нее слезть, но рука не послушалась. Я тогда понял, что у меня там в штанах дырка, и я стыдливо ее ладошкой прикрываю, Интеллигент все-таки.
– А что? – спросил я, – Не Москва разве?
И показал, показав кивком головы вверх, что знаю, откуда ты, друг. От кивка заболело еще больше. Стукнуло в макушку, пронеслось вдоль позвоночника и остановилось в той самой ладони, которой я подпирал свой маленький земной шар.
– Бери выше, – сказал Москва и улыбнулся, очень солнечно, совсем как ребенок.
– А выше Москвы ничего нет, – уверенно сказал я, потому что знал это с самого детства.
– Я буквально, – сказал Москва и посмотрел вверх, примерно туда, куда я кивал.
– Ангелы… – усмехнулся я, – Что ж, я не против… А крылья где?
Вместо ответа Москва протянул мне руку, и поманил жестом – вставай, у тебя самого есть крылья… ох уж эта моя внутренняя романтичность, чего только не увижу в обычном движении чужой ладони.