Он грузит меня инфой, и, сжав пальцы в кулак, я пытаюсь вернуть мозгам кровообращение, чтобы не сидеть тупарем, которым в данный момент являюсь.
Сгоняв на такси в область, возвращаюсь оттуда в девять вечера на двадцатилетнем «опеле», который стопроцентно нужно будет отогнать в сервис.
Дома никого. Мать с сестрой на даче.
Слегка вымотался, но не настолько, чтобы ничего не чувствовать.
Я чувствую.
Гребаный голод, от которого никак не могу избавиться.
Стоя под душем, кулаком ударяю по кафельной плитке. Так, чтобы через легкий шлепок по болевым рецепторам выгнать из тела немного тестостерона и напряжения.
Глазами сверлю пространство, сжимая зубы до скрипа.
У меня есть только сраный месяц.
Сраный месяц на то, чтобы мозги поставить на место. Или, твою мать, не поставить.
То, что ситуация до тупого повторяется, я даже не беру в расчет.
– Блять… – хрипловато смеюсь с чувством полного поражения, задирая лицо под лейкой.
Полина
– У Стаса завтра пати на даче. Поедем?
Отклеив глаза от экрана мобильника, смотрю на Захара, который несется по городу на своей «БМВ», пролетая на желтые сигналы светофоров и петляя из ряда в ряд.
Я ненавижу, когда он так делает. Захар отлично водит, но я все равно напрягаюсь каждой мышцей, в ожидании, пока он сбросит скорость.
– Тогда за рулем буду я, – говорю, складывая под грудью руки.
– Да расслабься ты, – посылает мне ленивую улыбку. – Я почти ничего не нарушаю.
– Почти…
На нем серый костюм, состоящий из пиджака и брюк, плюс к этому галстук и белая рубашка. Ему очень идет деловой стиль, он будто для этих костюмов родился, и, скорее всего, этот стиль станет его повседневным на многие годы вперед, ведь он метит в топ-менеджеры лет через пятнадцать усиленного продвижения по карьерной лестнице. Этого ждут от него родители. Да и все остальные. Он и сам настроен на эту цель, и нет ничего, что могло бы ему помешать.
Мать не забывает напомнить мне о том, какая удачная звезда упала в мой карман.
Да, наверное…
Меня слегка швыряет в сторону, когда он делает очередной маневр.
Нам вслед летит сигнал чьего-то клаксона, а я рычу:
– Захар!
– Все в норме, – продолжает упрямо гнать вперед.
Иногда он не уступает мне из принципа. Без необходимости, просто, чтобы показать, что сам принимает то или иное решение. Это проявляется в мелочах, и я не пытаюсь бороться. В нем слишком много любви к жизни и прочих достоинств, которые перекрывают этот маленький недостаток.