– Ты, случайно, не знаешь, с кем шеф говорил по телефону?
– Знаю. С женой.
– Ну, падла, – снова не смог скрыть своего возмущения Гриня.
– Григорий Зельманович! – укоризненно воскликнула Марина.
– Извини, Мариночка, – сказал Гриня и отправился к себе в кабинет.
Попив водички и несколько успокоившись, он, предварительно закрывшись на замок, пересчитал деньги. Всё было точно, как в аптеке. В дверь постучали.
– Кто там?
– Это я, – раздался голос Нарышкова.
Гриня спрятал в портфель деньги и открыл дверь:
– Что надо?
– Гриня, ну чего ты завёлся? – примирительно сказал шеф. – Успокойся. Всё хорошо. На́ тебе сто долларов.
Гриня знал, что Нарышков – мудак, но не думал, что он такой мудак.
«Это же надо! – бесился Витковский про себя. – Я ему две штуки, а он мне откат сто баксов. Хорошо, что я этому козлу ничего о своей доле не сказал».
– Знаешь, Вовик, засунь эту сотню себе в жопу. И давай хоть до завтра расстанемся. А то я тебя видеть не могу.
Нарышков молча забрал деньги и ушёл. А что он мог сказать? Даже такой бессовестный человек, как он, понимал, что Витковский заслуживает большего. Это не помешало тем не менее возникнуть в его голове неожиданной мысли: «Турнуть бы Гриню из редакции!..» – но он тут же отмёл её.
Без Грини «Город» бы вообще ничего не значил. Гений Нарышков отдавал себе в этом отчёт.
Оставшись один, Витковский позвонил Поляковой:
– Женя, у меня всё в порядке. Как мне передать твои деньги?
– Гришенька, да ты что? Правда?
– А я тебе когда-нибудь врал?
– Ой, Гриша, а что же делать? Ты занести не можешь?
– Мать, ты совсем голову потеряла. Кому это надо? Занести я не могу. Бери все твои фондовые документы и гони ко мне.
– Гриша, я сегодня прийти не могу. Я сейчас позвоню дочке, она к тебе зайдёт, хорошо?
– Замечательно, – ответил Гриня и положил трубку.
«Не, ну народ! – переполняло его благородное возмущение. – Мало того, что им бабки возвращаю, так я ещё и занести их должен. Вот уж воистину помогать таким и не хочется больше. – Он переключился на более приятные мысли: – А всё-таки хорошо я бабки срубил. Всё, пошли все к чёрту. Жить начинаю для себя».
Через полчаса позвонила Лена Полякова. Гриня назначил ей встречу на семь часов вечера. У него была работа, он писал очередную статью в защиту трудящихся и домой раньше семи идти не собирался.