– О боже! – Вспыхнули щёки, вероятно, я покраснела, мне хотелось сквозь землю провалиться. Я натянула горлышко водолазки на лицо.
– Эй, это не так уж и плохо! – Богдан толкнул меня плечом и нежно приобнял.
Никита стоял на стуле, как экспонат в галерее современного искусства. На нём были мятые хлопковые штаны и серая футболка, которую он вскоре снял, решив, что стало слишком жарко. Окружающая его атмосфера как будто подыгрывала ему, но в то же время противоречила здравому смыслу. Плечом он облокачивался на современный холодильник, на котором стоял проигрыватель и безостановочно крутилась пластинка. Сейчас Лип находился в питерской сталинке, недалеко от блошиного рынка, где на днях и купил эти штаны, но в губах он зажимал фильтр с кнопкой. Ему несомненно шёл этот образ. Богдан тут же достал скетчбук и кусочек чёрной пастели5 из своей сумки и принялся набрасывать силуэт Липа. Никита же продолжал свою речь о потерянном поколении, а в руках держал мою книгу. Слова вылетали изо рта вместе с дымом и наполняли комнату, как и мой стыд. А мне ничего не оставалось, кроме того как смириться, подобно тлеющему табаку в его сигарете. Сгорать и превращаться в дым.
Возможно, я ошибалась, и кухня предназначена не для еды, готовки или письма. Кухня нужна для посиделок с друзьями, для уюта и разговоров, а если хочется, то и для танцев под музыку ушедших лет – нынешних лет. Кухня нужна для трусости и неловкости. Для людей, которые бьют тебя под дых и вытаскивают из зоны комфорта. Этих людей мы называем друзьями.
Санкт-Петербург, Нежинская улица, дом 4
Когда стихает веселье для всех, для писателя оно только начинается. Было около шести утра, гости уснули, а я осталась наедине со своими демонами, бардаком на кухне, липким столом от пролитого вина, коробками книг в коридоре и фотографией Джека, наблюдающим за мной со стороны.
– Что скажешь? Сплошной декаданс, правда? Всё давно изжило себя и медленно умирает. – Я обратилась к чёрно-белой фотографии, мужчина на ней был расслаблен, словно пребывал в неистовом наслаждении. – Неужели это те чувства, о которых ты писал в своих книгах? Омерзительные и гадкие. Ради чего это всё? Ради поиска смысла? Бред! – последнее выкрикнула. – Полная бессмыслица! – Я закурила сигарету и продолжила свой монолог, бесцельно расхаживая по комнате: – Я никогда, никогда не приближусь к твоему мастерству даже близко. Одно ничтожное предложение мне не удаётся настолько полным смысла, безрассудства и гармонии, как получается у тебя. Я никогда не позна́ю твою душу, тот смысл, который ты несёшь в каждом своём слове. Я никогда не стану тобой, а самое страшное, что, вероятно, никогда стану настоящей собой, которая принесёт в литературный мир что-то новое, свежее, живое. Мои книги останутся лежать в коридоре, а Лип вскоре устанет подбадривать меня. Всё это какая-то бессмыслица, – повторила я, – бестолковщина! Где моя точка опоры? Почему я не чувствую её под ногами? Я сорвалась, но… но… но-о!