Трофим улыбнулся во весь рот, обнажив крепкие крупные зубы. Поддел его граф очередным вопросом:
– Не забыл ли ты дорогу домой, Трофим?
– Как можно забыть? Те, кто бежит из страны нелюбимой может и сразу дорогу назад забывают, а я ведь не бежал и в рабство не по своей воле попал. Родина, мил человек, она у каждого человека одна. Как одна у человека мать, родившая тебя. Я по стране своей и сам и с батюшкой-царём, и дворней его много поездил
Трофим закинул руки за голову и с хрустом, с протяжкой потянулся:
– Привольная у нас страна, месье. Не то, что в Венее вашей. У вас как? Не успел оглянуться, а уж из одной страны в другую попал и моргнуть не успел. А у нас не так. Из Грустины нашей до края страны тартарской бывает полгода нужно добираться, да ещё полгода уйдет, чтобы назад возвернуться. Где на конях, где через переправы речные, где на лодиях вниз или вверх по течению сплавлялись. Городов-то прорва у нас, поболе чем в вашей Венее, многолюдство, известное дело от Камня уральского до океана Великого. И везде царю-батюшке слово нужно сказать, кого ободритть, кого-то наругать. Бывало приказывал он сечь кнутом нерадивых правителей местных, чтобы они народ не забижали. Бывало назначал он бояр в том или ином городе прямо из свиты своей. Да, поездил я…
Вдруг встрепенулся, напрягся тартарец. Рукой сделал он знак, чтобы замолкли все, а сам другой рукой уже нащупывал палицу, что лежала рядом с ним на лесном ложе. Насторожились и французы. Где-то недалеко от костра, вокруг которого расположились путники, уже несколько раз треснули под чьими-то осторожными шагами сухие ветки.
В те далёкие времена на берегах и Онеги и Ладоги, где промышляли торговлей купцы и свои,, и заморские, водились и те, кто охотился на самих купцов и их товары. Трофим вскочил на ноги, ухнул в еле блымающий костёр целую охапку хвороста и высокое пламя тут же ярко осветило полянку, на которой путники остановились на ночлег. А к освещённому костром пятачку уже бежали с криками и гиканьем человек десять-двенадцать лесных разбойников. Против четверых – сила неимоверная! Но стали плечом к плечу рыцари, умудрённые боевым опытом, стал со своей палицей по другую сторону костра тартарец, похожий на медведя, вставшего на дыбы. Нахлынули разбойники, и сразу троих уложили тамплиеры на землю, сделав синхронные выпады шпагами. Сразу двоих одним ударом своим страшным оружием сразил Трофим. Но не отступились разбойнички, снова вразнобой бросились на свою «законную» добычу. И в этот раз не успел увернуться от удара палаша Кортье. Удар пришёлся в предплечье правой руки. Но на земле корчились в предсмертных судорогах ещё три бандита. Теперь сравнялись числом нападавшие и защищающиеся. Увидел Трофим что один из бандитов поднял лук и выцеливал одного из тамплиеров. Широко размахнулся он и запустил палицу прямо тому в голову, а потом, схватив набежавшего на него очередного разбойника поперёк туловища раскрутил его над головой, сметая с пути оставшихся в живых татей. В темноту леса с воем великим утёк лишь один разбойник. Де Трушанье всё-таки успел пустить вдогонку стрелу из своего лука не слишком надеясь на попадание, но Трофим разыскавший к тому времени свою палицу уверенно заявил: