К причалам Грустины кочи подошли, когда солнечные лучи высветили в центре столицы высокий храм, стены которого были густо выкрашены известковым раствором. Терем царя Святозара Второго находился через две улицы от столичного храма. Весть о том, что в столицу вновь прибыли посланники от Папы Римского не слишком удивила горожан. Католические миссионеры нет-нет да заглядывали в этот «медвежий» угол
человеческой Ойкумены, так что не было на улицах, по которым проезжали тамплиеры толп зевак и восторженные жители не бросали в воздух свои шапки и чепчики.
Казачий голова, встретивший посланников на берегу, естественно не бельмеса не понял, что было написано в «послании» от Папы Римского и, как это и было заведено, определил гостей на постоялый двор. Там пришлось им дожидаться приглашения от царя целых три дня. Не было принято у царских (королевских, княжеских, ханских и т.д.) особ сразу принимать у себя гостей, даже самых дорогих. Накануне вызова к царю у тамплиеров побывал царский дьяк, и Савойя настоял на том, чтобы вместе с ними на приём к царю пошёл и Трофим в качестве толмача.
В просторных сенях перед тронным залом тамплиерам пришлось расстаться со своими шпагами. К царю никто не имел права входить с оружием. Когда «послы» прошли в зал, с невысокого трона, к которому вели три ступеньки, легко встал и также легко и быстро сошёл совсем молодой белокурый человек, с голубыми глазами, ростом выше самого высокого из тамплиеров. Он был светел лицом и довольно широк в плечах. Его глаза пронзительно всматривались в лица гостей и, наконец, взгляд его остановился на толмаче.
– Не Трофимом ли тебя зовут, казаче? Не ты ли был в посольстве нашем, что батюшка мой отправил в Бахчисарай несколько лет назад?
Бухнулся Трофим на колени, молвил:
– Истинно так, царь-батюшка. Да только хан крымский переметнулся к османам, а наше посольство вырезал до единого человека. А меня хан в живых оставил только для того, чтобы в Кафе продать в рабство купцам заморским. Да вот спасли меня, выручили из неволи эти месье, – повёл он головой в сторону гостей, – и вот снова я на родине своей, снова готов служить тебе, царь-батюшка.
– Ты встань, встань с колен, чай неволя у тебя за спиной осталась! А вот о жизни на чужбине, о приключениях, с тобой случившихся, расскажешь позже и мне и моей женушке Евдокее, уж больно охоча она до новостей всяких.