Мне казалось, что он выгонит меня из комнаты матери. Казалось, что отец будет негодовать, гневаться на дочь, без разрешения вторгнувшуюся на священную территорию. Вместо этого он подошел ко мне и, присев рядом, спросил, что я делаю.
– Я хочу вспомнить молитву.
– Зачем?
– Чтобы душа Сони упокоилась. И чтобы Вельзевул меня не забрал.
Я чувствовала тепло отцовского тела и никак не могла понять, почему он не сердится. Душа моя волновалась, судорогой свело ноги, и все же я продолжала неподвижно сидеть.
– Ты извини меня, Вера. – Сказал он, ласково касаясь моей руки. – Извини, что отправил в Петербург, а сам остался тут.
– Все хорошо, папа, – я улыбнулась, беззвучно плача в сторону.
Отец убрал образ в божницу и, взяв меня на руки, унес в кабинет. Мы снова сели в кресло, как раньше. Он вытер слезы с моих щек и спросил, что мне рассказала Марфа Алексеевна. Я выложила ему все, что запомнила, и рассказала о кошмарах, и о той ночи, что измучила меня.
– Вера, никаких Вельзевулов не существует, забудь обо всем, что тебе наговорила с горя старая и больная женщина. Поверь, доченька, нет никаких демонов в маковых полях, нет никаких существ, которые души человеческие утаскивают. Это все не демонов происки, понимаешь?
– А чьи тогда, папа?
– Это тот вопрос, который мы оставим на завтра, хорошо?
Я смотрела в его лицо, тонкое и прелестное, и понимала, что бесконечно обожаю каждую его морщинку. Какой он теплый, и как безопасно сидеть на его руках! Нет, если папа говорит, что Вельзевула не существует, значит, так оно и есть.
– Хочешь, я тебе почитаю, как раньше читал? Ты уже такая взрослая, дочка, и очень красивая.
– Правда?
Он кивнул. Тогда я прижалась своей щекой к его щеке и расплылась в довольной улыбке.