– Лукаев! Он все знает!
Мишка вытаращил на меня глаза, но прежде, чем успел что-то сказать, я услышал звон кофейной жестянки, упавшей на пол, под опущенной шторой, – той самой истыканной жестянки, которую я совсем недавно вертел в руках, а затем от неожиданности бросил на подоконник.
– О чем?
– О вчерашнем! Ты что, не понял? – двинувшись к нему, я чуть было не споткнулся о картонный ящик со старым бельем, который стоял посреди комнаты, но все же вовремя успел застыть.
– Тс-с-с… говори тише. Или ты хочешь, чтобы наши услышали?..
– Нет… – я все продолжал глядеть на него в страхе и изумлении.
Мишка перешел почти на шепот; рука его сжимала циферблат от наручных часов – сильнее, сильнее, очень сильно, – подушечки пальцев покраснели от напряжения; я понял – он взволнован не меньше моего, но… о Боже, какое же у него самообладание!
– Ладно, ладно… что случилось? Кого ты там увидел? Лукаева?
– Да. Он погрозил мне кулаком!
– Тише… я же сказал тебе не кричать… где он? На улице?
– Нет, в доме… по стеклу постучал… – готовый уже расплакаться, я покраснел – у меня было так тесно в груди, что я едва мог дышать.
– Ах, в доме, говоришь? Ну тогда ничего! – на лице Мишки появился характерный прищур; какие только эмоциональные оттенки не были перемешаны в этом прищуре, который и до и после мне доводилось видеть еще сотни раз! – озорная насмешка, даже издевка и грусть, оперный трагизм; шутовская мина – в особенности возле растянутых губ – и «маска драмы» (как в той серии «Полночной жары» – «Midnight heat» – когда главному герою, сыщику Стиву Слейту, расследующему убийство в «Тропическом театре», приходится перевоплотиться в арлекина, чтобы разгадать, как именно было совершено преступление, – кто это сделал, сыщик уже знает, однако у его подозреваемого пока что стопроцентное алиби) – «маска драмы» у бровей, изогнутых молниеносным напряжением…
– Значит, он нас боится… боитца… хе-хе…
Сколько бы я не был расстроен, а все равно не сумел сдержать улыбки, хотя на сей раз и вымученной; еще бы, вчера я втихую запустил булыжником по соседскому дому и не думал, что меня могут уличить – но не тут-то было!
– Боится?.. Ерунда, не может этого быть!
– Ну тогда, раз он в доме, значит, покойника оживляет! Снова… Он так соскучился по своему моргу, что решил устроить его у себя дома. А что там с его головой, а? Ты видел лысину Лукаева? Она у него вся исцарапана. И знаешь, почему? Он когда вставал вверх ногами… ну из-за того, что приезжал на лифте не на тот этаж в своем доме-то в Москве – вот тогда и исцарапал.